Не совсем, надо полагать, точно сформулировал доказательственное значение «записки Темпалова» для подтверждения факта существования в Прокуратуре СССР уголовного дела, о котором сообщил Окишев. И не все, как видно, поняли.
А доказыватели «апрельскости» этой записки ухватились за придуманную ими «соломинку (мол, докажем, что записка не «февральская», а «апрельская»- и не будет никакого уголовного дела в Прокуратуре СССР!), которая по сути оказалась даже не «соломинкой», а иллюзией этой «соломинки».
Еще раз, чтобы все поняли.
Предположим, записка исполнена 15 февраля 1959 года- как и указано в её тексте. Факт исполнения записки 15 февраля 1959 года в таком случае является доказательством факта существования уголовного дела, о котором сообщил Окишев. Не самым «прямым» (в записке не указан ни номер дела, ни дата его возбуждения, ни орган, его расследующий), но тем не менее наличие какого-то другого расследования факт исполнения записки 15 февраля доказывает.
Предположим, что записка исполнена 15 апреля 1959 года. Дата исполнения – 15 апреля- не может доказывать факта существования какого-то другого расследования. И что- «Ура!, Мы ПОБЕДИЛИ!»?
Да как бы не так!
Во-первых, факт существования в Прокуратуре СССР «своего» уголовного дела сейчас подтвержден доказательствами, никак не связанными с «запиской Темпалова». И что, если записка окажется «апрельской»? Да- ничего! Одним из дополнительных доказательств меньше- только и всего. И без него других доказательств и так достаточно. И куда более точных.
А во-вторых, вот что. Даже если записка, предположим, окажется «апрельской», она всё равно также подтверждает факт существования уголовного дела в Прокуратуре СССР, о котором сообщил Окишев.
Не датой исполнения, разумеется. А своим содержанием. В записке Темпалов даёт Коротаеву письменное поручение допросить Хакимова, да еще со ссылкой на прокурора области. Такое поручение Коротаев обязан был выполнить, даже если бы ему пришлось «расшибиться в лепешку». Как видим, Коротаев «в лепешку» не расшибся. Стало быть, Хакимова допросил. Тем более, что сделать это труда не составляло. И совсем не так важно, что было записано в протоколе, и когда этот протокол был составлен: в феврале или в апреле.
Важно другое: «А где этот протокол?».
Это ведь только в интернет-игре под названием «Тайна перевала Дятлова» можно с необычайной лёгкостью выбросить протокол допроса в мусорную корзину, а вместо исполнения поручения прокурора («подкреплённого» ссылкой на прокурора области!) просто «позвонить Хакимову по телефону»- вот потому, мол, и нет протокола в «деле без номера»!
В реальной следственной практике такого не бывает.
Так вот и получается, что протокол допроса Хакимова был. Но куда-то «ушел». И-куда? Применительно к реальным обстоятельствам, ушел туда, куда ушли и другие отсутствующие документы, которые точно были (например, 9 постановлений о назначении СМЭ, 9 подлинников актов СМЭ, вместо которых в «деле без номера» оставлены их перепечатки, и всё прочее)- в то самое уголовное дело, которое расследовала Прокуратура СССР, и о существовании которого сообщил Окишев.
Вот туда и ушел протокол допроса Хакимова. Больше некуда ему было уйти.
Так что при любом варианте месяца исполнения «записки Темпалова» (что -февраль, что- апрель!), содержание записки является доказательством существования уголовного дела в Прокуратуре СССР, о котором сообщил Окишев, и которое пока что остаётся «за кадром».
Вот так всегда и бывает с ИСТИНОЙ: заинтересованные в её сокрытии лица затыкают все возможные дыры, чтобы она не вылезла. А она- всё равно найдёт хоть какую-нибудь щелку, чтобы вылезти наружу!
Зря, выходит, старались.
Тема: Доклад В. Анкудинова на конференции 2016г. (Прочитано 1323593 раз)