17 февраля 1947 года правительство СССР соответствующим решением поручило Министерству внутренних дел (МВД) образовать на особорежимном объекте, расположенном в Горьковской области, в поселке Сарово, первое подразделение милиции с прямым подчинением МВД СССР. Именно этот день и считается днем создания органов внутренних дел на режимных объектах – ОВДРО. Необходимость сохранения секретности назначения данных объектов и производства на них специальных работ, а также сложная оперативная обстановка, вызываемая концентрацией на их строительстве значительных масс рабочих, спецконтингента и военно-строительных частей и обусловили создание особых внутренних органов.
Журнал "Коммерсантъ Власть"
16.09.2002, 00:00
Один из "восьмерки"
Работники специальной милиции отличались от своих коллег не формой, а содержанием. За особый режим работы им больше платили
Мы продолжаем рассказ об истории организаций, деятельность которых в СССР афишировать было не принято.* Об истории засекреченного подразделения МВД, занимавшегося обслуживанием режимных объектов, обозревателю "Власти" Евгению Жирнову рассказал бывший заместитель начальника Восьмого главного управления МВД СССР генерал-лейтенант Владимир Бондаренко.
"В закрытых городах творился настоящий беспредел"
— Владимир Александрович, для чего была создана специальная милиция?
— В 1947 году было принято решение о создании отделения милиции для обслуживания особо режимного объекта — теперь это всемирно известный центр ядерной физики город Саров. Режим секретности был страшнейший. В первое время не только сотрудники предприятий, но и работники милиции не выезжали с объектов даже в отпуск. Родственникам было запрещено приезжать в закрытые города. Только в 70-е годы сделали исключение — разрешили родным приезжать на похороны. Все, что происходило на объектах, также было особо охраняемой тайной. И поэтому созданный на первом объекте отдел напрямую подчинили заместителю министра внутренних дел СССР. В течение года создали отделения милиции на двух других объектах атомной промышленности, а в составе отдела контрразведки МВД в 1948 году создали "особое отделение". Потом вместе с ростом количества обслуживаемых объектов рос и статус спецмилиции. В 1952 году создали специальный отдел в Главном управлении милиции, пять лет спустя — специальное управление, в 1971 году — управление на правах главка. Это уже была дошедшая до наших дней "восьмерка".
— А почему чекисты, которых на режимных объектах было более чем достаточно, не взяли на себя всю ответственность за порядок на спецобъектах?
— Позднее по указу президиума Верховного совета СССР о правоохранительных органах на особо режимных объектах кроме спецмилиции создали всю необходимую структуру — спецпрокуратуру, спецсуды, спецадвокатуру и даже специальные нотариальные конторы. А для нас с чекистами написаны разные части Уголовного кодекса. ГБ никогда не занималась расследованием краж, убийств.
— На объектах, где каждый человек был под присмотром, случались убийства?
— Некоторые руководители объектов говорили нам, что в таких образцовых закрытых городах преступлений быть не должно. Но закрытый ли город, открытый ли — преступность везде одинакова. И потом, объекты строили главным образом заключенные. Как рассказывали мои старшие товарищи, в тот период в закрытых городах творился настоящий беспредел. Все из-за того же режима секретности даже зэков, у которых кончился срок, с объектов не отпускали. Формировали из них строительные отряды, селили в бараках, где всем руководили уголовные "авторитеты".
— Они так и остались жить в закрытых городах?
— Нет, во второй половине 50-х их начали отпускать. Правда, кое-кто все-таки остался. Я, приехав на объект, еще застал несколько таких экземпляров.
"Допрашивать Харитона мне не разрешили"
— А как вы попали в спецмилицию?
— Я начинал работу в Москве. Меньше года проработал следователем, а потом сам попросил перевести меня в уголовный розыск. Все было хорошо, но замучил проклятый квартирный вопрос. Ни квартир, ни комнат милиционерам тогда не давали. Общежитий тоже не было. А начальник отделения милиции, в котором я работал, ушел на повышение — в министерство. Как-то зашел он к нам на огонек, расспросил о делах. И вдруг предложил нам — двум бездомным сыщикам — поехать туда, где квартиры дадут сразу, но режим секретности особый. Товарищ отказался, а я поехал в Саров. И в течение месяца я получил на двоих с женой двухкомнатную квартиру.
— Попали, можно сказать, в коммунизм?
— Почти так. С точки зрения обеспечения всем, чем угодно, это был почти коммунизм. Тогда вся страна гонялась за ондатровыми шапками. А здесь в магазине — иди и покупай. О продуктах и говорить нечего. Какое-то время после Москвы мне показалось, что там работать спокойней. Но это длилось недолго. Оказалось, что много преступлений совершается военнослужащими. Там ведь кроме солдат охраны из внутренних войск была масса военных строителей. Контингент в стройбатах на наших объектах старались почистить, но все равно криминального элемента там хватало. Выведут их работать в ночную смену на завод железобетонных изделий, контроля почти никакого — и вот мы имеем разбои, убийства, изнасилования. О кражах и говорить не приходилось.
Второй особенностью было то, что на объект приезжали работать специалисты из смежных организаций. Люди жили в общежитиях, камер хранения не было, двери комнат не запирались, и краж было больше чем достаточно. По опыту мы знали, что, если четыре человека в комнате обворовано и у одного взяли меньше, чем у других, трясти нужно его. Одного подозреваемого в краже денег мы посадили в КПЗ. Вдруг дежурный мне докладывает: он что-то подозрительно часто бегает в туалет. Приводят его ко мне в кабинет. Говорю: "Раздевайтесь". Он начал кричать: "Это унижение человеческого достоинства! Я член партии! Я на вас жаловаться буду! В горком, в обком, в ЦК!" Но разделся. А в трусах, где резинка, шелестят краденые деньги. Он в туалет просился, доставал по купюре, рвал и смывал.
Но главное было в том, что преступления иногда совершались в отношении людей, имевших огромный вес в оборонной промышленности, науке, или у генералов. Случалось, что и они сами или их близкие становились преступниками.
— Я читал, что в Арзамасе у его научного руководителя академика Харитона украли пальто...
— Я тогда работал там оперуполномоченным уголовного розыска. Театр, в котором произошла кража, как это принято у нас говорить, находился на моей территории. И я был первым, кто прилетел на кражу. Юлий Борисович приехал в театр на торжественное собрание перед седьмым ноября. Вместе с майором, который его охранял, они сняли пальто в комнате администратора и пошли. Академик — в президиум собрания, телохранитель — за кулисы. А администратор забыл запереть дверь кабинета. Когда собрание кончилось, оказалось, что исчезло пальто Харитона, а также шляпа, шарф и перчатки сопровождающего. Прибежали ребята из ГБ. "Юлий Борисович, у вас в карманах ничего не было? Бумаг каких-нибудь, записей?" И, узнав, что ничего не было, тут же исчезли. Приехал начальник милиции. А Харитон всех утешал: "Ну что вы так обеспокоены? Человеку, может быть, носить нечего..."
Допрашивать Харитона мне не разрешили. Я ограничился его телохранителем и домработницей. Она, кстати, сказала, что пальто было настолько старым, настолько потрепанным, что она замучилась подшивать рукава и полы. А Юлий Борисович все не разрешал покупать новое пальто. Я предполагал, что кражу совершил кто-то по пьяни. Трезвый вор заметил бы, что пальто сопровождающего намного лучше. А этот, видимо, забыл, где оставил свою одежду, и сгреб первое попавшееся. А утром, когда услышал, что произошло, либо сжег, либо закопал одежду. Так что, к сожалению, кража так и осталась нераскрытой.
— И часто преступления оставались нераскрытыми?
— Иногда нам запрещали их раскрывать. Был у нас и другой академик — Яков Борисович Зельдович, трижды Герой соцтруда. С ним было много всяких приключений.
— По женской части? Он ведь славился своей любовью к слабому полу...
— Вот-вот. Как-то заходит ко мне в кабинет начальник отдела КГБ: "С Зельдовичем ЧП! Поехали, только никому ни слова". Оказалось, что Яков Борисович приехал к очередной зазнобе. "Волгу" оставил у ее дома. А ее бывший ухажер, наверное, взял да и проколол все шины. Но когда мы приехали, ребята, которых академик вызвал с центральной автобазы, уже прикручивали последнее колесо. Гэбэшник пошептался с Зельдовичем, подходит ко мне и говорит: "Никакого дела возбуждать не будем. Ничего не было".
В другой раз у Зельдовича украли американский ламповый радиоприемник. Донимал он нас очень здорово: когда найдете да когда найдете. И мы нашли. Рабочий, укравший приемник, поставил его в подпол, но без антенны-то — никуда. Вот по свежей антенне мы его и обнаружили.
Вот так вот - никакими расследованиями аварий на испытаниях ни спецмилиция, ни спецпрокуратура не занимались. И нечего наводить тень на плетень и вводить в заблуждение людей.
Тема: Доклад В. Анкудинова на конференции 2016г. (Прочитано 1302913 раз)