Как отступление рассказ одного художника иллюстратора, посвятившего себя иллюстрациям из жизни в тайге. Утенков Демьян (1948-2014).
Отрывок из воспоминаний.
И вот как-то, под вечер уже, после особенно ветреного и холодного дня, опытным своим взглядом углядел я на берегу едва приметную тропочку, косенько взбегавшую круто вверх на вторую террасу. Мы, не сговариваясь, решили проверить. Точно, так и есть — зимовье затаилось метрах в пятидесяти от края террасы. Скрытно стояло оно, и далеко не каждый заприметил бы его с воды. Неказистое таежное жилье было не в пример тем зимовьям, что видели мы в верховьях реки, но… крыша была, стены были, дверь, а главное — печка. Ох, как не хотелось мерзнуть нам еще одну ночь под звездами! И мы стали выгружаться. Печь быстро разгорелась, и вот мы уже ужинаем своим «рядовым обычаем». Каша да чага. Кинули на пальцах, кому спать на полу — нар-то двое, а нас трое. Ребята в миг засопели, а я — я пристроился почитать на сон. при свете огарка, покручивая в ладони, по обыкновению, камень, что подобрал я где-то в верховьях нашего маршрута. Странный такой камень. Я когда-то пару сезонов отмаршрутил в Сибири с геоморфологами и в камнях кое-что разумел. Я до сих пор еще могу отличить не только гагат от агата, хризолит от хризопраза, но и аглювий от аллювия, аллювий от дэллювия, а дэллювий от иллювия. А тут — тут я терялся в догадках и надеялся отдать его «паучникам» в Москве на экспертизу.
…То, что я увидел перед собою с порога зимовья, в миг сбило с меня сон, я даже забыл и про звезды-луну и вообще зачем я вышел тогда в ночь: прямо передо мною, у края террасы, там, где она круто опадает к реке, блуждали в воздухе странные огоньки. Они то разгорались, то гасли; то плавно плыли, описывая в воздухе какие-то замысловатые фигуры, то поднимались довольно высоко, а то и скользили по кустам багульника, фосфоресцируя и порой странно пульсируя. «Ну вот — картина Репина «Приплыли», — мелькнула в голове почему-то нелепая студенческая шутка. Я замер и стал вслушиваться — ветер, хоть и слабый совсем, не способствовал моему занятию, да и печка потрескивала слегка. Сердце тоже стучало, глухо отдаваясь в висках. Неприятно засосало под ложечкой. Нет, слышно не было ничего, хотя при желании и можно было бы услышать что угодно, но я попытался обуздать свое воображение.
«А ведь там, в кустах, наша лодка-резинка лежит. а под лодкой рюкзаки…» — всплыло в голове. Огоньки же тем временем, описывая свои «знаки световые воздушные», направились к зимовью. Медленно направились. И тут я ясно понял, что моя свечка, стоявшая на подоконнике, видна отлично от места, где «огоньки» летали. Стараясь не шуметь, я нырнул в зимовье. Осторожно, пытаясь не наступить на Сергея, загасил огарок и… стал будить Тумана. Туман -это Саша Туманов. Инженер-программист и человек очень трезвый и выдержанный, в отличие от Сергея, слегка «заторможенного» с детства раннего (что, впрочем, подчас оборачивалось и весьма большими достоинствами и уж во всяком случае не доставляло нам никаких огорчений). Обсказал я ему все тихонько, и вот мы уже с ним вместе смотрим нате «огоньки»… видим то же самое. И ближе они все к нам. Решили мы будить Сергея — ведь он, чего доброго, начнись чего, не сразу врубится, и в дурь попереть может — с него станется.
И вот присел я на корточки перед ним и как только мог спокойнее все и ему пересказал. Глаза мои уже пообвыкли к темноте, и я видел, как Сергеи присел в своем спальнике и, сидя уже, внимательно меня слушал, смотря куда-то «скрозь» меня.
- Он к костру не подойдет! — слышу я вдруг уверенный ответ моего товарища… Я даже попервоначалу-то и опешил. Но быстро понял, что имел в виду Сергей. И тут смех начал разбирать меня, отгоняя страх.
- Не подойдет «Он» к костру, Корот — не подойдет, да только ни при чем «Он» здесь… — Я понял, что речь-то шла о медведе, коего мы, судя по всему, опасались, несмотря на кажушулося браваду. И, пересиливая смех и страх, я ещё раз рассказал Сергею всю нашу нелепую ситуацию.
Но делать нечего, и мы приняли «круговую оборону». Забились по углам, дабы было несподручно по нам стрелять из окна, сжимая в руках свое «оружие» — кто топор, кто нож перочинный, кто кулаки (никаких ружей или чего еще там «такого» у нас не было и в помине). «Огоньки» меж тем возникали в самых неожиданных местах. Мы видели их то в окне, то в щели дверной, которая, оказалось, запиралась весьма и весьма условно — на какой-то ржавый гвоздь, оставляя огромадную щель. Противное чувство западни саанилб воспаленное воображение. Что ждали мы? К чему готовились, поминая и Николу-Угодника, покровителя плавающих и путешествующих, и Матерь Божью и… Бог весть. А ведь все это происходило еще в начале восьмидесятых, то есть в «старое доброе» доперестроечное время, когда еще никакой тебе мафии не было и в помине. Да и по Сибири мы шастали уже чуть ли не 20 лет кряду, и не слышали мы ни о каких случаях ни бандитизма, ни даже и хулиганства злостного. Наоборот даже, скорее, каждая встреча в тайге была уж ежели и не праздником, то ничего худого не сулила. Сейчас в это верится с трудом, но тем не менее это есть глупая правда, об чем я и свидетельствую.
Но напряженность сменилась усталостью, да и молодые мы были тогда еще и здоровые — словом, провалились мы в сон спасительный.
И уже в полубреду последнее, что осталось в моей памяти, это… как бы рука, на миг возникшая передо мною в окне. Может, то был уже и сон — не берусь судить.
Утром было трудно поверить в «ношной кошмар». Иней сверкал в лучах осеннего солнца, переливаясь в узорочье лиственничной хвои. Морозный бодрящий воздух и голубое небо делали нереальными не только наше ночное видение, но и самое ночь. Лодки наши со всеми вещами были на своих местах. Никаких следов ночного визита ни в кустах, ни на береге мы так и не обнаружили.
Что это было? Кто рвался на контакт с нами? Слышал я, что в тех местах не то что НЛО (эка невидаль — они сейчас разлетались-расплодились, что тараканы в общаге), но и снежные люди — чучуны — водятся.