Если в распоряжении следствия имеются какие-либо рукописные материалы с места преступления, особенно без подписи (а таковым и был общественный дневник, где были записи в т.ч. и Золотарева), то следователь обязан был провести графологическую экспертизу этих документов или хотя бы опознание почерков людьми, хорошо их знавшими. Проблемы с быстрым опознанием почерка Золотарева могли возникнуть только при условии, что это было лицо никому, по сути, неизвестное. И имея сведения о том, что это был (от Согрина, из дневника Зины и др.) работник Коуровской турбазы, Иванов естественно запрашивает образец какой-нибудь заявы из Коуровки.
Только вот обязан он был предъявлять этот образец Аксельроду для осмотра? Думаю, что нет. И когда человек говорит, что ему почерк знаком, он не опирается же на только что сунутый ему под нос образец. Значит, он этот почерк мог видеть ранее и не один раз.
Тогда откуда Аксельрод знает почерк Золотарева с завитушками? Более того, указывает на то, что почерк похож, но более угловатый, что бывает на морозе. Следовательно, он может судить даже о мелких отличиях (нюансах) этого почерка.
Осмелюсь предположить, что Золотарев, как минимум, мог состоять с Аксельродом, как с маститым туристическим деятелем, в переписке.
Основанием для этого, если принять это за правду, служит, все та же пламенная речь Семёна на вокзале в Новосибирске. "Я еду на Урал! Мы все там пробили".
Ехал он, со слов того же Кузнецова, к Виталию Абалакову в Красноярск. Не по рюкзакам же консультироваться. В 1958 г. случилось последнее переиздание книги Абалакова "Основы альпинизма". Мог физрук-туринструктор Золотарев обратится к автору за практическими навыками, допустим, снаряжения "абалаковской" петли или может быть хотел внедрить элементы альпинизма в рядовые кавказские маршруты.
Может они с ним на войне познакомились, тот же после лагерей (в 1940г откинулся), натаскивал альпинистскую группу для освобождения Эльбруса, да мало ли. Короче, Абалаков ему говорит, вот на Урале много красивейших маршрутов: Чусовая. Вильва и др.- Коуровский участок. Но много мест неизведанных и загадочных. Там и следы СЧ в изобилии и молнии шаровые лЁтают, что твои воробьи. Семен "Правда что ли?" А Абалаков ему: "Да зуб даю!" (зубы -то у Абалакова в 1937 все повыбивали).
Вот даю тебе адрес одного туристического бизона из Свердловска - Аксельрода. Спишешься с ним. Вот и переписывались с Аксельродом. После чего Семен по его наводке в Коуровку приехал и на УПИшников вышел.
Вот и погнался Семен за сенсациями ("О том будет говорить весь мир!"), отсюда и куча фотоаппаратов и кусок кинопленки и тематика Вечернего Отортена.
А Аксельрод посчитал, что сообщать Иванову о том, что он заочно знаком с Золотаревым (или с его почерком) вовсе не обязательно. Этим уже ничего не исправишь и только тень на Абалакова бросишь.