Но вы изучаете религиозные психозы. Как быть с этим?
— Такого понятия тоже нет в классификациях. Мы просто ввели это рабочее название для расстройств, при которых у больных бывают религиозно-мистические переживания. В старых учебниках конца XIX века было понятие «религиозного помешательства», но сейчас такой термин отсутствует.
Почвой для развития религиозного фанатизма считаются демонстративность, возбудимость, жестокость, застреваемость. — Как наука вообще проводит грань между фанатизмом и сильной верой?
— Конечно, сильная вера может быть присуща и фанатикам. Однако здесь мы видим ряд коренных отличий. В классической психиатрии наиболее исчерпывающую характеристику фанатикам дал Петр Ганнушкин. Он отметил, что
для фанатиков в первую очередь характерна очень сильная, движимая аффектом воля, навязчивое стремление претворить свои идеи в жизнь. Следующая черта — абсолютное наплевательство на других людей. Для них нет ни матери, ни отца, ни близких, ни друзей. Ради своих идей они готовы жертвовать всем. Пример — большевистский фанатизм, когда в эпоху военного коммунизма в ЧК расстреливали людей просто потому, что они относятся не к тому классу. Религиозные фанатики от них ничем не отличаются. Другие люди «являются для них лишь орудием, при помощи которого они стремятся достигнуть поставленных ими себе целей», писал Ганнушкин.
—
Как будто это все можно отнести и к Бобокуловой, которая на попавшем в сеть видео без колебаний предложила убить своих детей, потому что они «Коран не читают».— По поводу Бобокуловой — мы не можем с точностью отнести ее ни к душевнобольным, ни к религиозным фанатикам без проведения полного комплекса мер по психиатрическому обследованию. Все же если абстрагироваться, то можно отметить, что известное из СМИ объяснение Бобокуловой своего преступления не содержит ничего странного и полностью соответствует идеологии, принятой в запрещенных у нас в стране террористических организациях. Скорее всего, она жертва, которая подверглась какой-то обработке. Но я полагаю, что по ходу следствия мы будем получать от различных источников всевозможные утечки, и в один прекрасный момент может оказаться, что то, что говорилось раньше, не соответствует действительности. Например, окажется, что ей приказывали совершить убийство галлюцинаторные голоса. Никто не знает, как это дело дальше повернется, поэтому не стоит раньше времени давать заключения.
— А какую роль здесь играет ее предыдущий диагноз? Считается ли человек, страдающий шизофренией, более восприимчивым к экстремистским идеям?
— Насчет ее шизофрении мы тоже ничего не знаем наверняка. Кто ей поставил этот диагноз, когда, на каком основании? Неизвестно, что представляла собой эта личность до начала заболевания, как она развивалась, какими были особенности течения заболевания, наконец, соответствует ли давно установленный диагноз современным принципам диагностики. Без этих данных мы ни подтвердить, ни опровергнуть диагноз шизофрении не можем.
В любом случае в судебной психиатрии диагноз играет подчиненную роль. В ст. 21 УК РФ мы читаем, что уголовной ответственности не подвергается лицо, «которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости <…>». У Бобокуловой могла быть шизофрения, но если она находилась в состоянии ремиссии (ослабление или полное исчезновение симптомов), то она могла быть вменяема во время совершения преступления. И в этом случае она подлежит обыкновенному наказанию.
Вообще в психиатрии никогда не говорят о том, что психически больные люди более склонны к агрессии или к восприятию экстремистских идей. Если мы дадим положительный ответ на такой вопрос, это стигматизирует больных. Для того чтобы считать идеи патологическими, нужно, прежде всего, чтобы они выходили за рамки среды и культуры, были причудливыми.
В психиатрии нет твердых постулатов, как в физике. Тут все суждения — вероятностные. Но наибольшая вероятность причисления религиозных фабул к болезненным существует тогда, когда они непостижимые, причудливые и кроме них имеются какие-то иные синдромы: маниакальные, депрессивные, галлюцинаторные и прочие.
Психиатры по закону лишены возможности заниматься массовыми психиатрическими исследованиями коллективов, в том числе и религиозных объединений.
— Что может способствовать превращению человека в религиозного фанатика?
— Почвой для развития религиозного фанатизма считаются формирующиеся с раннего детства определенные черты характера — демонстративность, возбудимость, жестокость, агрессивность, застреваемость. Формирование фанатика зависит от типа религиозного воспитания, микросреды, социальной обстановки в обществе. Например, в юношеских поэмах наиболее известного в истории религиозного фанатика Савонаролы уже просматривалась характерная для него озабоченность нравственным разложением эпохи и испорченностью церкви.
— Какие группы населения больше всего подвержены обработке со стороны вербовщиков и подстрекателей? Есть ли научные исследования, изучающие механизмы вербовки с психологической точки зрения?
— Я не могу назвать себя специалистом в этой области, но в психологии есть отрасль, которая изучает схожие процессы, — психология влияния. Для психиатрии все эти вопросы находятся на периферии. В целом могу сказать, что мощным средством воздействия на общественное сознание обладает телевидение. Силу телевизионного внушения мы видели на примере таких деятелей, как Кашпировский и Чумак. Только они оказывали воздействие по телевизору, а вербовщики сект пристают к прохожим на улице или ходят по домам. Влиянию подвержены люди, у которых, прежде всего, снижены критические способности,
возможность сопоставлять различные точки зрения. Это люди, которые находятся в ситуации психологического кризиса, боятся самостоятельно принимать решения и предпочитают ситуацию зависимости, перекладывание ответственности на
лидера.
Наиболее часто адептами становятся люди, находящиеся в неустойчивом психологическом и социальном положении. К ним относятся беженцы, мигранты, безработные, пожилые люди, переживающие одиночество, подростки с трудностями общения. Такие люди могут быть завербованы куда угодно: в религиозную организацию или, например, в финансовую пирамиду, которых было огромное количество в 1990-е годы. Вербовщики выстраивают свою тактику, основываясь на базовых потребностях людей. В брошюре Американского семейного фонда, к примеру, приводятся следующие признаки вербовщика: дружественность, использование комплиментов и похвал, демонстрация острого интереса к идеям вербуемого, увлечениям, надеждам, целям.
Приходит человек, говорит, что жена проводит все время в секте, забирает детей. Но ему помочь никто не может — ни полиция, ни врачи, ни психологи. Только посочувствовать.
— В вашей врачебной практике были пациенты, завербованные в религиозные секты?
— Дело в том, что психиатры по закону лишены возможности заниматься массовыми психиатрическими исследованиями коллективов, в том числе и религиозных объединений. Мы работаем только с теми людьми, которые находятся в нашем поле зрения — или попадают в психиатрическую больницу, или приходят сами. Среди тех больных, с которыми я работал, большинство посещали обычную церковь. Все-таки в сектах находится меньше народу, это чисто статистическая вещь. Но были и люди, состоявшие в сектах, ходившие к колдунам, экстрасенсам.
Специалисты, которые пытались каким-то образом указать на вред, причиняемый людям в тоталитарных религиозных сектах, подверглись очень сильному давлению, в том числе со стороны профессиональных правозащитников. Всякая подобная деятельность трактовалась как наступление на свободу совести. Я сталкивался с такими ситуациями, когда приходит интеллигентный человек, говорит, что жена проводит все время в секте, забирает детей, которые уже давно не учатся в школе и как следует не питаются. И выясняется, что ему помочь абсолютно никто не может — ни полиция, ни врачи, ни психологи. Только посочувствовать. В начале 1990-х годов в Петербурге в центре «Семья» еще работали психологи, которые оказывали помощь людям, пытающимся выйти из секты, и их родственникам, затем их должности сократили.
— А почему, собственно, общественность так отреагировала на деятельность психиатров в этом направлении?
— Причин здесь очень много. Нисколько не оспаривая статью Конституции РФ о свободе совести и вероисповедания, заметим, что по вопросу о том, какие новые религиозные движения считать нетрадиционными религиозными образованиями, а какие — деструктивными тоталитарными культами, существуют разногласия как среди религиоведов, так и среди юристов. Некоторые из них вообще отрицают правомерность использования термина «тоталитарный культ».
Например, в США социолог Ричард Офш и психолог Маргарет Сингер, сотрудничавшие с Калифорнийским университетом, выступили в качестве экспертов в судебных делах против некоторых новых религиозных движений (НРД), во время которых теории о существовании «промывания мозгов» (англ. brainwashing) или «принудительного убеждения» (англ. coercive persuasion) были представлены как концепции, общепринятые в научном сообществе. Однако, прежде чем эти ученые представили свой итоговый отчет, Американская психологическая ассоциация опередила их своим экспертным резюме в проходившем в то время судебном процессе. В резюме было заявлено, что гипотезы, продви
гаемые Сингер, представляют «некомпетентную спекуляцию, основанную на искаженных данных». Академическое сообщество не имеет согласия по большинству проблем, связанных с культовой деятельностью. Нет согласия и в оценках новых и спорных религиозных движений, у каждого конкретного ученого баланс между свободой вероисповедания и потенциальной угрозой от культов выглядит по-разному. Из-за этих разногласий ликвидация секты происходит после осуществления крупных террористических актов. Так, только после распыления зарина в токийском метро в 1995 году Останкинский межмуниципальный суд принял решение о ликвидации секты «Аум Синрикё» в России.
Израильскими психиатрами описан «иерусалимский синдром» — бред религиозного содержания, возникающий у туристов при посещении святых мест.
— Выходит, что феномены на пересечении психиатрии с областью религиозных переживаний попали под своего рода табу?
— Мы изучаем, как проявляется религиозное содержание при тех или иных душевных заболеваниях. Сейчас постмодернистская психиатрия движется к тому, чтобы как можно меньше явлений и поступков считать психиатрический патологией. Мы постоянно сужаем поле психиатрии, стараемся как можно больше явлений отнести в зону психологии. Это относится и к религиозному поведению.
— Другой важный аспект религиозного фанатизма — феномен смертников. Какие психические процессы запускаются в человеке, сознательно идущем на смерть?
— Это объясняет, например, Валерий Яременко из Института военной истории, который занимается шахидами: «Подготовка смертника — сложный процесс изменения сознания, конечным результатом которого является приведение его в такое состояние, когда он воспринимает окружающий мир как нечто враждебное, заслуживающее не только презрения, но и уничтожения». Психология суицидального терроризма до конца еще не изучена и требует применения междисциплинарного подхода, включающего антропологические, экономические, исторические и политические факторы.
Я не работал со смертниками — это тоже не психиатрическая проблематика, а психологическая. Понятно, что прежде всего будущий шахид четко осознает, что попадет в рай, где вокруг него будут фонтан и обнаженные гурии. В лагерях, где обучают смертников, ему все позволяется, он получает всевозможные удовольствия. И даже если он передумает, из этой зоны уже никак не выйти — в него слишком много вложено.
В 1970—1980-е больные «путешествовали» в ракетах на другие планеты. Сейчас они все больше «общаются» с библейскими персонажами.
— Исламский терроризм, например, именно в форме шахидов заявляет себя как феномен религиозный, и он у всех на виду. Извне может показаться, что именно ислам способен оказывать такое воздействие на психику человека. Так ли это?
— Представления об особой силе ислама не совсем точны. По данным вычислений индекса религиозности Gallup International, среди христиан число людей, относящих себя к «религиозным», выше, чем среди мусульман и иудеев. Интересно, что среди наиболее религиозных стран оказалось много православных — Сербия, Македония, Грузия, Румыния и Молдавия. Самый же высокий процент религиозных людей был выявлен среди индуистов, а вот такие исламские страны, как Пакистан и Афганистан, оказались во второй десятке.
Ни одна конкретная религия не оказывает никакого особого воздействия на психику. На психику воздействует не ислам сам по себе, а фанатики и политиканы, которые его используют: из любой религии можно сделать орудие. В Средние века, когда шли процессы над ведьмами, христианская религия представляла для культуры и жизни большую опасность. Папа Иоанн Павел II извинился за действия святой инквизиции, но костры-то горели. Фанатизм исходит не от текстов, не от богословия, а от той социальной обстановки и тех людей, которые проводят эти идеи в жизнь.
В этом плане интересно мнение социолога Юлии Синелиной. Она пишет, что когда в стране нарушается социальное равновесие, людей охватывает стресс, возникает сложная политическая и межконфессиональная ситуация — это самая питательная почва для возникновения квазирелигиозных течений, ваххабизма. Это произошло на Ближнем Востоке, когда в регионе нарушился баланс сил. Напряжения, совсем как в физике, возникают на границах различных полей.
— Можем ли мы посмотреть на религиозный фанатизм в развитии, за последние 20—30 лет? Становится ли его больше в мире?
— В ряде исследований действительно отмечается рост случаев бреда с религиозно-мистической фабулой. В 1970—1980-е годы, например, больных с религиозными симптомами были единицы. А теперь израильскими психиатрами описан «иерусалимский синдром» — бред религиозного содержания, возникающий у туристов при посещении святых мест. Сейчас встречаются пациенты с религиозно-мистическими переживаниями, которые до болезни вообще не посещали церковь. Определяющий фактор здесь — влияние социума: в 1970—1980-е годы больные в своих переживаниях «путешествовали» не по библейским местам, а в ракетах на другие планеты. Сейчас они все больше «общаются» с библейскими персонажами — это связано с распространением религии в обществе, только в этой атмосфере формируются религиозные фабулы.
Но в целом ответ на этот вопрос выходит за пределы компетенции врача-психиатра: ведь религиозный фанатизм, как я уже говорил, психической болезнью не является. Фанатики не обращаются к психиатрам за медицинской помощью и в психиатрических больницах не лежат. Если судить по количеству и мощности террористических актов, совершенных за последние 20—30 лет ваххабитами, то фанатиков вроде бы должно быть больше. Но являются ли лица, направляющие и организующие эти акты, фанатиками? Скорее, они являются изощренными политиканами, действующими в каких-то собственных целях.
Тема: В Екатеринбурге мать задушила троих детей (Прочитано 83933 раз)