Источник:
Бауло А.В.
Священные места и атрибуты северных манси в начале XXI века: Этнографический альбом / А. В. Бауло. – Ханты-Мансийск, Екатеринбург: Издатель-
ство Баско, 2013. – 208 с.: ил.
С.167
"Еще один вариант использования русской игрушки в об-
рядах обских угров связан с т.н. временным замещением жерт-
вы. Дело в том, что наилучшей жертвой божествам считалось
животное, при этом Мир-сусне-хуму полагалось приносить
в жертву коня, а другим фигурам угорского пантеона – оленя
(бычка, овцу, петуха и пр.). Подобная жертва часто была обре-
менительна для семейного бюджета, да и далеко не все манси
и ханты имели лошадей; оленей также держали не все, а в лет-
ний период животные были на горных пастбищах Урала. Вме-
сто жертвы можно было положить в «святой» сундук её ими-
тацию – вырезанную из бересты (картона) фигурку лошади
или оленя (рис. 218 а). Человек, обращаясь к богу с просьбой,
давал клятву зарезать лошадь или оленя при первой возмож-
ности. Берестяные фигурки после жертвоприношения по-
лагалось выбрасывать, но на практике, чаще всего, они про-
должали храниться среди культовых атрибутов [Kannisto,
1958, S. 314; и др.]. В ряде случаев фигурку отливали из свин-
ца (рис. 218 б) или использовали металлические статуэтки,
приобретённые у купцов.
К категории «временной жертвы» можно отнести
массивное литое медное изображение лошади из Хошлога
(рис. 219). Лошадка с колокольчиком на шее вместе с серебря-
ным блюдцем московской работы 1830 г., медными и серебря-
ными монетами 1840–1890-х гг. была завёрнута в шёлковый
платок. Таким образом, временная жертва семейному духу-
покровителю была увеличена за счёт дополнительных подно-
шений. При этом соседство фигурки животного и серебряного
блюдца могло быть отголоском древнего обычая подносить
и вкушать мясо жертвенного животного только с металличе-
ской посуды, о чем писал В. Н. Чернецов [1947, с. 120]." *
*Форматирование текста соответствует источнику
С.184
"Из шаманской атрибутики в домашних святилищах
можно встретить ритуальные железные сабли, которые ис-
пользовали для ворожбы; связки стрел для камлания в «тём-
ном доме»; бубны с крестообразной или вильчатой рукоятью;
фигурки койпынг-пупыгов – духов-охранников бубна. Общее
число подобных атрибутов невелико, что, скорее всего, гово-
рит о неразвитости шаманизма у северных групп обских угров
вообще, чем о его упадке после прихода русских. Поскольку
фигуру шамана в самом простом определении понимают, как
посредника между людьми и духами, то надо полагать, что
для северных манси такое посредничество было не столь ак-
туально. Для их религиозно-обрядовой практики характерен
феномен домашних святилищ, в котором в повседневной жиз-
ни и при проведении обряда, посредником между живущими
людьми и почитаемыми ими духами являлся хозяин дома.
В связке между людьми и духами определяющим был уровень
даче-обменных отношений – отношений фактически равных
партнёров: «Каждая вновь принесённая жертва в очередной
раз разрушала барьер между человеком и духом, каждый раз
заново включала духа в отношения с человеком, приближа-
ла его к человеку… Из существа, стоящего над человеком, дух
«превращался» в «делового партнёра». Происходило призем-
ление, своеобразное «очеловечивание» духа» [Гемуев, 1990,
с. 176–182]. Эта «приземлённость», в частности, выражалась
в «разрешении» людям изображать духов-покровителей
на медвежьем празднике; традиционное мировоззрение се-
верных манси предусматривало право человека на облада-
ние духом [Там же, с. 168]"*
*Форматирование текста соответствует источнику