И это можно пить?
Гладышев, опорожнивший свой стакан без труда, смотрел на Ивана с лукавой усмешкой.
– Ну как, Ваня, самогоночка?
– Первачок что надо,– похвалил Чонкин, вытирая ладонью проступившие слезы.– Аж дух зашибает.
Гладышев все с той же усмешкой придвинул к себе плоскую консервную банку, бывшую у него вместо пепельницы, плеснул в нее самогон и зажег спичку. Самогон вспыхнул синим неярким пламенем.
– Видал?
– Из хлеба или из свеклы?– поинтересовался Чонкин.
– Из дерьма, Ваня, со сдержанной гордостью сказал Гладышев.
Иван поперхнулся.
– Это как же? спросил он, отодвигаясь от стола.
– Рецепт, Ваня, очень простой,– охотно пояснил Гладышев.– Берешь на кило дерьма кило сахару…
Опрокинув табуретку, Чонкин бросился к выходу. На крыльце он едва не сшиб Афродиту с ребенком и в двух шагах от крыльца уперся лбом в бревенчатую стену избы. Его рвало и выворачивало наизнанку.