Почтовый ящик №1. 1949г.
koka_lermont
June 20th, 2016
Опубликовано 11.07.2001 15:00
Марина Катыс:
В 1949 году постановлением Совета министров СССР было принято решение о разработке урановых месторождений около горы Бештау, что в переводе означает "пять гор". Уже к концу 1949 года неподалеку от железнодорожной станции "Лермонтовский разъезд" вырос поселок N 1, где жили в основном шахтеры и члены их семей.
Рассказывает наш корреспондент в Ставропольском крае Лада Леденева.
Лада Леденева:
Началась промышленная добыча урановой руды, залежи которой были обнаружены геологами еще в 30-х годах минувшего столетия. Рассказывают, что секретное в ту пору строительство под Пятигорском вел куратор советского атомного проекта Лаврентий Берия. Он лично контролировал все, связанное с добычей и обогащением руды, ее транспортировкой в бывший город Шевченко, ныне Актау.
Проблемы начались тогда, когда по причине высокой аварийности на нем был закрыт рудник N 1. Добыча урановой руды из горы Бештау была признана экономически невыгодной. Чуть позже, в начале 90-х, закрыли второй рудник на горе БЫК. Горно-химическое управление, оно же НПО "АЛМАЗ", прекратило свое существование, и ни одно из лермонтовских предприятий не взяло на себя ответственность за дальнейшую судьбу рудников.
Марина Катыс:
В 1985 году рудник, выработавший практически весь уран, был закрыт и законсервирован в соответствии с нормативами того времени. Однако уже в 1997 году были приняты новые, более строгие нормы консервации таких объектов НРБ-99, которые вступили в действие в 2000 году. О том, как сегодня выглядит гора Бештау, рассказывает Лада Леденева.
Лада Леденева:
Тот, кто решит покорить живописные пять вершин, поднявшись уже на пару сотен метров, то тут, то там увидит огромные ржавые конструкции, заглушенные вентиляционные шахты. Это не что иное, как остатки уранового рудника.
С 90-х годов заброшенные урановые рудники стали активно посещаться местными жителями. Молодежь приходит сюда в поисках острых ощущений, те, кто постарше, спускаются в рудник в погоне за цветными металлами.
У входа в лес, покрывающий гору, висит табличка, датированная 1961 годом, предупреждающая о том, что здесь запрещено собирать грибы и проводить земляные работы. Однако несмотря на предупреждение, весь лес пронизан тропами, ведущими ко входам в полуразрушенные здания рудника.
Внутри гора Бештау полая, ее пронизывают многокилометровые коридоры с этажами, расположенными на расстоянии сорока метров друг от друга, и подэтажами через каждые двадцать метров. Уровень радиации здесь колеблется от 40 до 80 миллирентген в час, что в 2-3 раза превышает норму. Однако летом здесь отбоя нет от грибников, которые затем торгуют не только грибами, но и ягодами на всех рынках Кавказских Минеральных Вод. Говорят, именно из-за повышенного радиационного фона грибы на Бештау растут на редкость крупные. Местные жители, зная о том, где собраны грибы-великаны, вряд ли решатся на такую покупку, а вот многочисленных гостей курорта об этих тонкостях никто не предупреждает.
Марина Катыс:
Впрочем, огромные грибы - не единственная достопримечательность горы Бештау. Виталий ШАТАЛОВ, ныне директор по производству АТОМРЕДМЕТЗОЛОТО при Министерстве по атомной энергии, в 50-е годы несколько лет проработал на лермонтовском руднике.
Виталий Шаталов:
Это вы еще не видели, какие там маки росли в 1955-1956 годах. Вся Бештау вот такими вот маками была заросшая. Сумасшедшие были маки! А сейчас я был в позапрошлом году, я что-то не увидел ни одного мака.
Марина Катыс:
Однако вернемся к заброшенному урановому руднику. На самом деле, он состоял всего из одной шахты, которая имела 32 штольни с выходами на поверхность. По словам Виталия ШАТАЛОВА, при закрытии рудника все выходы из штолен были перекрыты.
Виталий Шаталов:
Они все замурованы, но народ их раскапывает.
Марина Катыс:
И сейчас вы планируете к концу года...
Виталий Шаталов:
Сделать проект, чтобы согласовать с местными властями со всеми еще раз, со следующего года начать работу. Если мы бы их не закрывали там, там бы вообще все уже разнесли. Если приходят с автогеном и режут железные двери 12-миллиметровые, энное количество цветных металлов осталось в шахте, в частности, на 32-й штольне не сняты были кабели. Вот в основном интересует цветной металл.
Я, например, когда там был, смотрел, где роют, там в отдельных местах остался на вентиляторной на главной подвод электричества снизу, там, где было возможно машиной снять, прокопали, вытащили, а там, где техника никакая не проходит, вот там вручную, например, вытаскивали кабель.
Я бы, например, этого не сделал, это труд, который нерационален, кайлом 300 метров вытаскивать этот кабель - это сумасшествие.
Марина Катыс:
Но охотников за цветными металлами нерациональность не останавливает. Слово нашему корреспонденту Ладе Леденевой.
Лада Леденева:
В свое время входы в шахты были закрыты металлическими плитами. Однако сегодня почти все они вскрыты добытчиками цветного лома и представляют собой немалую опасность для людей. И не только потому, что многие коридоры в них затоплены водой, деревянные настилы прогнили, а потолки просели и обвалились. По утверждению очевидцев, слой почвы над тоннелями шахт так тонок, что в них можно запросто провалиться, гуляя по лесу, и такие случаи уже были. Показания дозиметра в некоторых местах здесь достигают 300-400 миллирентген в час.
Помимо гамма-излучения в шахтах много скоплений радиоактивного газа радона, на который дозиметр не реагирует. За тридцать лет, прошедшие со времени демонтажа вентиляторов Бештаугорского рудника концентрация радона в некоторых шахтах достигла 100 тысяч беккерелей в час при норме в 200 беккерелей, предусмотренной законом о радиационной безопасности населения, принятом в 1994 году.
Радиоактивный радон - продукт полураспада радия, возникающего в свою очередь при распаде урана, представляет собой особую опасность для жителей Кавказских Минеральных Вод. В малых дозах этот газ полезен, и медики даже прописывают отдыхающим радоновые ванны. Однако жители Кавказских Минеральных Вод, особенно районов, расположенных вблизи урановых рудников, постоянно живут в радоновых ванных. В некоторых районах города Лермонтов его выход на поверхность земли превышает допустимые нормы в сотни раз.
Марина Катыс:
Прокомментировать ситуацию, сложившуюся вокруг закрытого уранового рудника на горе Бештау, я попросила директора по производству АО "АТОМРЕДМЕТЗОЛОТО" при Министерстве по атомной энергии Виталия ШАТАЛОВА.
Виталий Шаталов:
Нет, это не совсем правильно, потому что норма для пород, которые находятся в районе Бештау, не 20 микрорентген, там колебания от 20 до 60, но так как берется по населенным пунктам, ну, там, левралит у выхода или левралиты на поверхности, там 200 есть места, например, на тех же Грачиных скалах, это природный фон, там уже стоит гора Шелудивая, там тоже встречаются левралиты. Срыли в свое время гору Кинжал, где Острогорка находится, там тоже повышенный фон.
Марина Катыс:
Виталий ШАТАЛОВ считает, что разработки уранового месторождения никак не повлияли на природный радиационный фон этого района, хотя бы потому, что фон этот никогда не был нормальным, скорее он был аномальным.
Виталий Шаталов:
И ручей, который из него вытекал, есть данные 1032 года, вот в этом ручье было 800 иман радона, это меры измерения радона в воде. Когда вы принимаете радоновые ванны, то вам где-нибудь 40, 50, 60 иман в воду подают, а там было 800. Она всегда была радиоактивной.
Мы все отвалы рекультивировали. И осталось у нас только то, что внутри горы. Если мы взяли уран оттуда, то, во всяком случае, активность не должна увеличиться.
Марина Катыс:
Существенной проблемой города Лермонтов остается так называемое хвостохранилище, в отвалы которого уходили хвосты гидрометаллургического завода.
Виталий Шаталов:
Конечно, они опасны, потому что в них остается практически весь радий, весь полоний-250, весь свинец-206, практически это твердые радиоактивные отходы. К ним и относятся, как к твердым радиоактивным отходам.
Проект мы сделали в прошлом году. В этом году 5 миллионов затрачено на рекультивацию пятой карты, это самая верхняя, на которой уже начинают сыпать отходы городские, а это не положено.
Хвостохранилище находится в настоящее время на балансе города. Мы ведем сейчас рекультивацию хвостохранилища. Поэтому мы предложили в свое время вариант для того, чтобы не завозить инертный грунт, продолжает работать гидрометаллургический завод, у него получаются хвосты - это фосфогипс, которым мы укрываем хвостохранилище, вот он и предотвращает выделение радона на поверхность.
Марина Катыс:
Площадь хвостохранилища около 84 гектаров. Оно подлежит рекультивации и, в конце концов, должно превратиться в зеленый газон, на котором, по словам Виталия Шаталова, можно будет играть в футбол, но будет категорически запрещено копать или сажать деревья.
Пока же город решил использовать место хранения твердых радиоактивных отходов под городскую свалку.
Виталий Шаталов:
В принципе это запрещено. Захоронение других отходов на хранилищах радиоактивных отходов запрещено законодательством. Но так как эта земля его, пускай хлебает сам. Они согласовывали, между прочим, проекты, все смотрели, экспертизу делали, они все это должны понимать. Там будет на поверхности, но опять не больше тех же самых 60 беккерелей, там копать нельзя, а находиться на этом месте, пожалуйста, сколько угодно.
Марина Катыс:
Но, кроме хвостохранилища, существует еще и проблема самого гидрометаллургического завода, производства крайне грязного с экологической точки зрения. Говорит директор по производству АО "АТОМРЕДМЕТЗОЛОТО" при Министерстве по атомной энергии Виталий Шаталов.
Виталий Шаталов:
Закончится рекультивация, будем думать, что делать с заводом. Взорвать его и захоронить - это не гипербола, это самая откровенная жесткая правда, потому что законодательство изменилось, существует законодательство Ставропольского края, которое запрещает промышленное строительство и перепрофилирование любого предприятия, находящегося на территории Ставропольского края.
Захоронение будет там же, в одном месте. Зараженную землю туда же и один общий могильник. Другого варианта нет. Сейчас у нас плодородный слой хранится для того, чтобы... он же еще давным-давно был снят и положен для проведения рекультивации. Но когда мы рекультивацию закончим, мы плодородный грунт израсходуем и все. Дальше, значит, надо рыть яму в другом месте. Какая логика в этом?
Марина Катыс:
Рекультивация хвостохранилища обойдется Минатому в 100 миллионов рублей и предположительно займет около восьми лет. Но за это время вопрос с заводом в ЛермонтовЕ должен быть решен. Как считает Виталий Шаталов, закрытие гидрометаллургического завода произойдет не ранее 2005 года, после чего все, что от него останется, будет захоронено в том же могильнике, что и хвосты производства, тем более что могильник рассчитан на захоронение 30 миллионов тонн, а в наличие имеется только 14 миллионов.
Однако закрытие завода повлечет за собой серьезные социальные последствия. В настоящее время гидрометаллургический завод ЛермонтовА - единственное работающее предприятие. Минатом не видит причин, почему он должен нести ответственность за этих людей, поскольку во всем мире при закрытии горнодобывающего производства люди просто уезжают в поисках работы в другие места.
Виталий Шаталов:
Всего на предприятии в лучшие годы его существования было 3000 трудящихся, на рудниках, на заводе, на вспомогательных производствах и так далее. 3100 человек - максимальная была численность. Сейчас численность - 800 человек. Базу материально-техническую завода забрал город, туда входит хранилища для бензина и керосина, подъездные пути, склады, автохозяйство забрал город, бетонный завод, завод строительных конструкций забрал город, но не работает, пусть у него и болит голова.
После ликвидации предприятия ответственность может остаться в двух случаях, первый случай - если не внесено в пенсионный фонд и была задолженность, и второе - если не создан фонд для уплаты за спецзаболевания и прочее. В этом только и имеется ответственность Минатома.
Марина Катыс:
Что же касается газа родона, то, как говорит Виталий Шаталов, бороться с ним бесполезно, поскольку он есть везде.
Виталий Шаталов:
В любой точке земного шара. Весь вопрос - интенсивность выделения. С родоном невозможно бороться, его можно только рассеять в воздухе.
Марина Катыс:
Тем не менее, влияние родона на здоровье людей, проживающих в ЛермонтовЕ, - факт медицинский. Ученые провели более тысячи замеров и выяснили, что средний уровень выделения из почвы радона в зоне жилой застройки превышает 250 миллибеккерелей при среднемировом уровне 18. Иными словам, в ЛермонтовЕ уровень содержания радона в 14 раз превышает все допустимые нормы.
Слово нашему корреспонденту в Ставропольском крае Ладе Леденевой.
Лада Леденева:
Показатели смертности по раку легких здесь выше, чем в целом по Ставропольскому краю в полтора раза. В два с половиной раза выше - смертность от рака молочной железы. Высокий процент детской смертности и заболеваний.
Местная и федеральная власти прекрасно осведомлены о происходящем, программа снижения уровня облучения населения от естественных радиоактивных источников в 90-х годах направлялась в Москву.
Проблемой занимается бывший депутат от КавМинераловодского избирательного округа Станислав Говорухин, просивший в 1997 году бывшего первого заместителя председателя правительства Российской Федерации Анатолия Чубайса о выделении 300 миллиардов рублей на ликвидацию последствий урановых разработок на Кавказских Минеральных ВодАХ. Проблемой занимались министр по атомной энергии Евгений Адамов и губернатор края Александр Черногоров. Однако на сегодняшний день вопрос все еще остается открытым.
У представителей Минатома, понятно, несколько другой взгляд на проблемы, связанные со здоровьем населения. Особенно, если это население проживает в непосредственной близости к объектам упомянутого ведомства. Говорит директор по производству АО "АТОМРЕДМЕТЗОЛОТО" при Министерстве по атомной энергии Виталий Шаталов.
Виталий Шаталов:
Вот заболеваемость, например, резко выросла после того, как перестало работать предприятие, это скорее психологический фактор, с моей точки зрения. Старение города тоже имеется довольно серьезное. Потом ведь профбольные остались, численность сократили, а они никуда не выезжают, они остаются, это тоже норматив как-то искажает несколько. Данные по Пятигорску нам не дают. Потому что это самые ближние города, Железноводская и Пятигорск, вот этих данных у нас нет. Пять или шесть лет тому назад в Пятигорске, там, где орел стоит, вот как раз под орлом под этим самым был выход урановой руды на поверхность, мы там не работали ни разу и 2000 беккерелей было.
Марина Катыс:
При нормальном радиационном фоне?
Виталий Шаталов:
Ну, 40, будем считать. Ну и что? Прошел и ушел.
Марина Катыс:
Философское отношение к здоровью людей, проживающих на территории бывшей одной шестой части суши, свойственно представителям самых различных ведомств. Вот что ответил на мой вопрос, кто же работал на урановом руднике в горе Бештау, Виталий Шаталов.
Виталий Шаталов:
Ну, я работал с 10 декабря 1956 года и по 1959 год. Заключенные только строили завод, там был лагерь, на том месте, где сейчас квартал "Ж", если вы представляете, там, где девятиэтажные здания стоят, выше мэрии, там было, дай Бог памяти, 1200 или 1500 заключенных, они завод строили.
Норматив тот же самый остался практически, это вот то, что сейчас ввели "НРБ-99" - норматив. Это дурной норматив, это все равно что человека посадить в железный ящик, защитить его свинцовым этим самым, и тогда он только эту норму может выдержать, НРБ-99, потому что она рассчитана из беспорогового принципа, то есть радиация всегда вредна - принцип.
Если говорить уже серьезно об этом деле, то медики считают, что пороговым для человека сейчас являются 70 рентген за всю жизнь, а мы сейчас по НРБ ввели 5. Мы впереди планеты всей. Ни АМЕРИКА, ни АНГЛИЯ эти НРБ не приняли, одни мы, охламоны, мягко выражаясь. Ну что? Несем убытки. И все. Больше ничего.
Любое снижение дозы требует каких-то мероприятий, требует защиты, требует увеличения вентиляции, требует лишнего расхода электроэнергии и так далее.
Марина Катыс:
Для сравнения: в США до настоящего времени сохранены нормативы, по которым предельным значением для населения является 25 рентген, а для персонала - 50 рентген за 70 лет жизни.
Впрочем, равнодушие к собственному здоровью характерно для большинства населения России. Не думаю, что где-то еще в мире чиновник министерского уровня стал бы бравировать тем, что он, работая с радиоактивными материала, сознательно нарушал правила техники безопасности.
Виталий Шаталов:
Все нарушения связаны с тем, что мы сами не соблюдаем технику безопасности. Я и сам такой же был по молодости лет. Высыпалось на меня примерно полторы тонны урана в виде пульпы. Ну что? Сам ведь нарвался. Пошел, обмылся и все. Вот во мне по всем замерам за всю мою жизнь сидит примерно 80 рентген, но это все по дурости, видите, живой. Люди больше умирают, когда они начинают об этом думать. У Бориса Васильевича, вон там он, за стеной сидит, в нем 220, но ему 71 год, а мне только 68.
Тема: Семен Золотарев (Прочитано 1564527 раз)