«Лолита» сегодня
Лев Оборин
Можно ли было бы сегодня впервые опубликовать роман, подобный «Лолите»? Стоит ли преподавать «Лолиту» в университетах? Оправдывает ли красота набоковского языка сомнительное содержание романа? Как изменилось восприятие «Лолиты» за последние годы, и можно ли сказать, что мы видим роман по-другому, чем его первые читатели? «Полка» изучила публикации о романе Набокова в англоязычной прессе последних лет.
В конце 2017 года группа американских активистов начала кампанию против картины Бальтюса «Мечтающая Тереза», на которой изображена юная девочка в довольно свободной позе. Петиция с требованием убрать картину из экспозиции нью-йоркского Метрополитен-музея собрала почти 12 000 подписей. Эссеист и писатель, эксперт «Полки» Кирилл Кобрин писал по этому поводу: «Могу поспорить на немалую сумму, что в ближайшие лет пять они доберутся и до Набокова. Чувствую себя Христом, распятым меж двух разбойников: справа — идиотические святоши требуют запретить всё живое, слева — идиотические поборники Равенства, Справедливости и Идеальной Моральной Чистоты того же самого требуют, но иными словами».
Эти опасения разделяет нобелевский лауреат Марио Варгас Льоса, в недавнем интервью обвинивший современный феминизм в догматизме и сектантстве: «Недавно у нас вышел большой спор в Испании: группа феминисток набросилась на «Лолиту», которую я считаю одним из величайших романов XX века. Набросились на том основании, что главный герой — педофил. Если руководствоваться такими критериями, литература исчезнет. Это дичь! Если вы уважаете литературу, то должны понимать, что она не только смотрит на людей как на идеалистов и альтруистов, но и высвечивает в них дьявольское начало».
«Лолита» — очевидная мишень в эпоху «культуры отмены», призывающей к переоценке, а то и запрету спорных произведений прошлого. Набоков зашёл в такие воды, куда не отваживаются заходить сегодняшние писатели. Сейчас можно услышать мнение, что «Лолита» до сих пор не запрещена только по недосмотру, что сегодня такому роману было бы невероятно трудно найти себе издателя (при этом забывают, что те же трудности Набоков испытывал и в 1950-е: впервые «Лолита» вышла — после отказов американских издательств — во французском Olympia Press, выпускавшем эротическую литературу). Правда ли, что до Набокова вот-вот «доберутся»? Вот несколько цитат из самых заметных публикаций о «Лолите» последних лет.
Новое пуританство: миф и реальность
Образцовый текст о том, что сегодня набоковский роман не прошёл бы цензуру, — статья Рейчел Джонсон в газете The Spectator, с несколько амальриковским названием «Опубликовал бы хоть один издатель «Лолиту» в наши дни?».
Взял бы хоть один издатель «Лолиту» из кучи самотёка в 2019-м? Поместили бы её в список ста лучших романов всех времён Le Monde, Time и другие газеты?
Если бы её включили в университетскую программу (и это очень большое «если»), напротив названия стояло бы предупреждение: «В основе сюжета лежит систематическое насилие над девочкой». Сочли бы важнейшую книгу прошлого столетия на этом основании «нежелательной»?
<…>
Чтобы найти ответ, я, конечно же, забила в Google: «Лолита». Тут же выскочило предупреждение: «Внимание: детская порнография незаконна». Я (сидевшая в Лондонской библиотеке) виновато оглянулась через плечо: не наблюдает ли кто за мной?
Тогда я решила получить ответ по телефону. «Нет, — ответил мне Дэн Франклин из издательства Cape. — Я не опубликовал бы «Лолиту». Сегодня всё по-другому: #MeToo, социальные сети — скандал поднимается по щелчку пальцев. Если бы мне сегодня прислали «Лолиту», я бы не смог провести её через отдел авторских прав. Там сидят одни тридцатилетние, они сказали бы мне: «Если напечатаешь эту книгу, мы все уволимся».
Непосредственным ответом на эту статью стал язвительный текст Лоры Уодделл в The Guardian под названием «Лолита» Набокова: ещё одна хорошая вещь, якобы загубленная миллениалами». Уодделл называет панические прогнозы о запрете «Лолиты» типичным стариковским брюзжанием насчёт молодого поколения. Если раньше молодёжь обвиняли в распутстве, то теперь — в ханжестве; более осмысленными претензии, по мнению Уодделл, от этого не становятся:
Я с особым интересом читаю мнения людей (обычно не миллениалов и не издателей), которые считают, что «Лолиту» сегодня ни за что не удалось бы опубликовать из-за таких ужасных молодых людей, как я. Да ни за что в жизни, говорят они. В лучшем случае — маловероятно.
<…> Вымышленная война миллениалов с «Лолитой» стала практически общим местом. Однако ни один наш обвинитель, кажется, не удосужился спросить мнения самих миллениалов — да, похоже, и в Google не заглядывал. Трудности с публикацией «Лолиты» испытывал сам Набоков — это общеизвестно.
Подлинная история публикации «Лолиты» гораздо интереснее, чем вопли про ужасных миллениалов. Заявление, что сегодня её бы не напечатали, — типичная подтасовка. Делать вид, что наступила новая, небывалая эпоха морального негодования, — значит забывать про подлинное сексуальное пуританство прошлого, про яростный отпор, который встретила книга Набокова несколько десятилетий назад; значит забывать, как далеко мы ушли с тех пор. Больше того, говорить такое — значит нарочно смешивать протест против насилия и харассмента с якобы имеющим место ханжеским отношением к сексу.
Я прочитала большинство книг Набокова студенткой. И «Лолиту» я без проблем купила в обычном книжном магазине, не прорываясь через заслоны пикетчиков. Да, это непростое чтение — но это прекрасно написанное, последовательное обличение абьюзера и манипулятора. В этом смысле «Лолита» — как раз подходящий роман для эпохи, когда мы открыто обсуждаем злоупотребление властью и сексуальное насилие. Возможно, современные читатели понимают «Лолиту» лучше, чем прежние.
Не так давно появилась книга Сары Вайнман «Подлинная жизнь Лолиты: Похищение одиннадцатилетней Салли Хорнер и роман Набокова, который потряс мир». Её русский перевод только что вышел в издательстве Individuum. В The Atlantic Кейтлин Флэнаган вслед за Вайнман сравнивает «Лолиту» с настоящей историей, которая, судя по всему, легла в основу её сюжета, и воспроизводит реакцию «наивного читателя»: сначала такой читатель ошеломлён уровнем набоковской прозы, увлечён рассказчиком — Гумбертом Гумбертом, а затем проникается отвращением к нему и, возможно, к самой книге. Даже люди, очарованные стилем Набокова, считает Флэнаган, не могут не заметить, что Лолита страдает и жалуется на боль. Этот роман, по мнению журналистки, обречён всегда оставаться в пограничном положении, соблазнять нас словами Гумберта: «Вообрази меня! Меня не будет, если ты меня не вообразишь».
Можно без конца протестовать против «Лолиты». Можно, как Вайнман, утверждать, что «насилие, которое пережили Салли Хорнер и другие девочки, подобные ей, не должно маскироваться сколь угодно блистательной прозой. Но этот инстинктивный моральный протест ни к чему не приведёт. «Лолита» не спрашивает нас: феминист ли ты, крестоносец ли, поборник ли морали, защитник девочек? Она задаёт нам только один вопрос: «Читатель ли ты?»
<…> Эффект «Лолиты» обусловлен тем сочетанием отвращения и восхищения, которое она поселяет в своих читателях. Именно из-за этого отвращения она, в отличие от «Истории О.», «Тропика Рака» и прочих запретных текстов прошлого, по-прежнему глубоко потрясает читателей, какими бы современными они себя ни считали. «Лолита» всегда будет растлевать и шокировать, всегда останется «огненным самоцветом, растворяющимся в кольцеобразной зыби».
Преподавать или нет?
Разумеется, есть читатели (или читательницы), которые стремятся доказать, что книге Набокова не место в современности. Колумнистка И. Си Миллер, специализирующаяся на обзорах феминистской литературы в издании Bustle, считает, что «время «Лолиты» подошло к концу».
С первой же страницы «Лолита» оглушает такой мизогинией, что кажется, будто это пародия на систематическое насилие мужчин по отношению к девочкам и женщинам. Набоков в предисловии к «Лолите» от лица вымышленного психолога Джона Рэя сообщает, что имя Лолиты — Долорес Гейз — претерпело в тексте лишь небольшое изменение и вообще оно не слишком важно, потому что любопытному читателю достаточно заглянуть в газеты, чтобы узнать, кем же была героиня. А вот Гумберт Гумберт защищён полностью вымышленным псевдонимом.
Это трогательное внимание к насильнику вместо жертвы ужасает Миллер; она подчёркивает, что «роман заканчивается, а Долорес так и не сказала ни единого слова о пережитом ей насилии. Она не может говорить о своём опыте, уже будучи замужем и оказавшись лицом к лицу с Гумбертом. Её история рассказывается так же, как подобные истории рассказывались из поколения к поколения: словами мужчины». Впрочем, статья Миллер не завершается очередным призывом исключить «Лолиту» из образовательных программ — она просто отмечает, что теперь уже не купится на слова Гумберта о том, что девочка сама соблазнила его.
О том, можно ли преподавать «Лолиту» сегодня, пишет в издании Inside Higher Ed преподавательница Помона-колледжа Энн Дуайер. Её студенты, прочитав эссе феминистки Элизабет Пэтноу о «Лолите», приступили к Дуайер с вопросами: «Как могу я оправдывать преподавание книги, которая вызывает травматическую реакцию и даже укрепляет культуру насилия? Нельзя ли изложить суть набоковского творчества без обращения к «Лолите»? Не исключаю ли я из дискуссии некоторых студентов, просто предлагая эту книгу для обсуждения?» Следующую лекцию Дуайер посвятила именно этому вопросу, объяснив, почему, по её мнению, разговаривать о «Лолите» можно и нужно. Она признала, что была неправа, не предупредив студентов заранее о характере книги:
Говоря о «Лолите», я осознаю, что несколько человек в аудитории, скорее всего, пережили сексуальное насилие. Процент таких людей очень велик: по некоторым исследованиям, сексуальным домогательствам подвергался каждый пятый ребёнок. Я согласна, что должна была начать разговор по-другому. В начале семестра я предупреждала, что читать «Лолиту» нелегко — и с эмоциональной, и с интеллектуальной точки зрения. Но я не учла, что прочитать 300 страниц — не то же самое, что просто знать содержание романа. В следующий раз я начну обсуждение этой книги с разговора о её трудностях и внятно предупрежу студентов, что они могут её не читать.
Тем не менее говорить о Набокове без «Лолиты», по мнению Дуайер, невозможно: «В таком случае я… лишу вас возможности прочитать книгу, утвердившую репутацию Набокова как англоязычного автора. Тем самым я не выполню своего профессионального долга. <…> «Лолита» показывает среди прочего, что с нашим нынешним существованием, с нашими временем и местом что-то не в порядке. Без «Лолиты» мы не сможем понять провокативную сущность прозы Набокова и его развитие от «русского писателя» к «американскому писателю».
Рассуждая о лукавстве Набокова, призывающего читателя не отождествляться ни с кем из героев «Лолиты», и о «металитературности» его текстов (в том числе о случаях, когда герои как бы понимают, что они находятся в книге), Дуайер призывает не забывать, что роман написан не вчера: «Всегда смотрите на исторический контекст».
В основе наших сложностей с восприятием «Лолиты» — и в основе самой книги — столкновение разных исторически и культурно обусловленных эмоций. В «Лолите» перед нами по меньшей мере четыре исторических слоя. Во-первых, нужно думать о Набокове как о представителе европейской элиты рубежа веков. Во-вторых, Набоков — иммигрант в Америке 1950-х, и его взгляд — это взгляд аутсайдера на послевоенную американскую жизнь в эпоху Маккарти. В-третьих, Набоков включает в текст аллюзии на литературу прошлого: елизаветинской Англии, Франции XVI–XVII веков, Америки XIX века. Наконец, нам нужно держать в голове современную Америку, оценивать наши взгляды на культуру, политику и секс.
Мы должны признать, что наше отношение к сексу исторически обусловлено. В романах Набокова секс полон опасности, откровений и юмора. В Америке 1950-х правила вежливости предписывали делать вид, будто секса не существует. Сегодня секс явственно присутствует во всех аспектах американской культуры. Многие из нас признают, что секс по взаимному согласию между взрослыми людьми — здоровая и нормальная часть человеческого опыта. Многие из нас вовлечены в движение #MeToo. Гомосексуальность больше нас не шокирует (в отличие от Англии времён Оскара Уайлда), а о БДСМ рассуждают публично (см. «Пятьдесят оттенков серого»), пусть и мало кто помнит, что буква С отсылает к маркизу де Саду. У любого подростка есть в кармане телефон, оснащённый и экраном для просмотра порнографии… и камерой для её производства. Но секс между ребёнком и взрослым — тема настолько табуированная, что нам трудно даже начать говорить о «Лолите».
Однако, по мнению Дуайер, отказываясь даже открывать роман Набокова, читатель попался бы в ловушку, выраженную в советской иронической максиме «Не читал, но осуждаю». «Набоков — русский эмигрант, бежавший из Берлина с женой-еврейкой в 1937 году, — понимал, что такое цензура. Написав «Лолиту», он обратил внимание американцев, для которых «свобода» — основа идеологии, на то, что и они способны к цензуре». Преподаватели, заключает Дуайер, должны включать в свои курсы сложные книги, а студенты должны их читать и приходить к собственным выводам — «даже если, согласно этим выводам, Набоков внёс вклад в «миф о Лолите», иногда ужасающе звучащий в нашей культуре».
Что важнее: «о чём» или «как»?
«Лолиту» никто не собирается запрещать, но это не значит, что взгляд на книгу не меняется. Мы уже видели, что поколение эпохи #MeToo способно увидеть в «Лолите» текст, который не пропагандирует насилие, а обличает его. Некоторые читатели сводят роман к этому моральному посылу, а некоторые предпочитают говорить о многослойности «Лолиты» — причём видят в нём как достоинство, так и проблему.
Вот, к примеру, выдержка из статьи известной писательницы-феминистки Ребекки Солнит «Мужчины объясняют мне «Лолиту»:
Есть популярное мнение о пользе романов: они учат эмпатии. Это значит, что мы отождествляем себя с персонажами, и никто не скажет нам, что неправильно идентифицироваться с Гильгамешем или даже Элизабет Беннет. Но стоит вам начать идентифицировать себя с Лолитой, как вам становится ясно, что это книга о том, как белый мужчина несколько лет подряд насилует ребёнка. Нужно ли, читая «Лолиту», изо всех сил стараться не замечать, что именно таков её сюжет и именно такие в ней персонажи? Верно ли, что нельзя соотносить повествование с собственным опытом?
<…>
Отношение Набокова к своей героине можно понимать по-разному. Жена писателя Вера писала: «Мне хотелось бы, чтобы кто-то отметил нежное описание девочки, её несчастную зависимость от чудовища Г. Г., её потрясающую смелость…» А вот как отождествляют себя с героиней женщины, которые изучают роман Набокова в Иране — стране, где их права попраны. Азар Нафиси, написавшая книгу «Читая «Лолиту» в Тегеране», говорит: «Лолита из той категории жертв, которых некому защитить и которые не могут даже рассказать собственную историю. Она оказывается двойной жертвой: у неё отнята не только жизнь, но и биография. Мы говорили себе, что изучаем «Лолиту», чтобы защититься от этого второго преступления».
Солнит в начале статьи признаётся, что «разворошила осиное гнездо», начав обсуждать различные знаменитые книги с феминистской точки зрения, и столкнулась с возражениями:
...
Подробнее
https://polka.academy/materials/612 
Тема: О литературе и кино (Прочитано 400744 раз)