Если встать спиной ко входу Государственного музея архитектуры имени А.В. Щусева, то прямо перед вами откроется перспектива отходящего от Воздвиженки узкого переулка. С левой стороны его открывает выделяющийся своей угловой ротондой с колоннами старинный дом, справа – серое сооружение с явными признаками архитектуры тридцатых годов нашего столетия. Двор за домом закрыт для публики (здесь располагается Кремлевская больница), но из переулка можно увидеть верхнюю часть еще одного старинного дома. Дальше в перспективе по обе стороны переулка возвышаются массивные корпуса многоэтажных доходных домов.
Все эти дома более столетия, вплоть до самого 1917 года, принадлежали представителям славнейшего и богатейшего рода Шереметевых. Вполне понятно потому, что и сам переулок звался Шереметевским. А в XVIII веке он именовался Разумовским, по фамилии Разумовских – именно у них и купил в 1800 году эти обширные владения граф Н.П. Шереметев, известный сегодня прежде всего благодаря романтическому браку с своей крепостной актрисой Прасковьей Жемчуговой. Венчание происходило совсем неподалеку отсюда – в маленькой церкви Симеона Столпника, что открывает сегодня Новый Арбат.
Но молодая вскоре умерла, оставив младенца-сына, а через несколько лет за супругой последовал и сам граф. Маленького графа Дмитрия Николаевича воспитывала подруга матери – Гранатова-Шлыкова, также бывшая крепостная актриса. А официальных опекунов больше интересовало графское имущество. Даже нашествие французов оказалось для них кстати, так как дало возможность списать на него кое-какие свои грехи.
Может быть, такое детство и стало основной причиной того, что по свидетельству современников вырос Дмитрий Николаевич ни тем, ни сем. Вяло жил, вяло служил, даже свое огромное, несмотря на все старания опекунов, состояние тратил вяло. Поэтому наследство его двум сыновьям досталось такое, что с лихвой хватило бы на десятерых. Но, несмотря на огромность наследства, а может именно из-за нее, дележ затянулся на несколько лет. Дмитрий Николаевич умер в 1871 году, а спустя три года самому царю пришлось назначить комиссию "для приведения в известность" шереметевских богатств и их дележа. Комиссия решила вопрос по справедливости. Из московских владений старшему, Сергею досталось Кусково и Шереметевское подворье на Никольской улице. Александр получил Останкино, а в Москве – огромное владение в Шереметевском переулке, о котором и идет речь.
Но уже в 1880 году с согласия городской управы землевладение по левой стороне разделили на две части. Меньшую, на которой еле умещался ранее описанный "Шереметевский угловой дом" Александр продал брату Сергею. Такую сделку рядовой никак не назовешь, а потому стоит поближе познакомиться с ее героем – угловым домом с колоннами.
Обычно его относят к незаурядным памятникам архитектуры и приписывают создание проекта то М.Ф. Казакову, то Н.А. Львову. Но внимательный взгляд найдет в отделке дома много промахов, недопустимых для больших мастеров. Громадное полуциркульное окно в цоколе под ротондой выглядит немасштабным. Центральные части обоих фасадов производят впечатление утомительного изобилия. Чего только не намешал в них неизвестный зодчий – колонны, пилястры, руст, окна различной формы. В компоновке деталей не видно ни логики, ни особого вкуса. Зато оба фасада получили в середине сильные акценты, хотя общий замысел здания отводил эту роль угловой колоннаде. Три сильных акцента – слишком много для небольшого строения, которое из-за этого не производит впечатления художественной цельности. Кажется, что все три части дома стремятся "перекричать" друг друга, обратить внимание наблюдателя только на себя.
Дом Шереметевых
"Угловой" дом Шереметевых на Воздвиженке. Чертеж из альбомов Казакова.
В общем, Сергей Дмитриевич мог выбрать для себя дом и получше, но он предпочел поселиться именно здесь, в своем старом родовом гнезде. Любовь к прошлому, глубокий интерес к истории составляли сферу его жизненных интересов. Здесь, на Воздвиженке, держал он часть богатейшего семейного архива. И не только хранил, но и обрабатывал, и публиковал. Несколько работ он посвятил истории графских владений в Москве и Подмосковье, в том числе и в Шереметевском переулке. Помимо этого Сергей Дмитриевич получил известность и как инициатор создания Общества любителей древней письменности, и как председатель Археографической комиссии. После национализации усадьбы Кусково занимался составлением описи ее музейных ценностей.
По-другому сложилась судьба участка, оставшегося во владении Александра. Педагоги считали его "малоспособным", что не помешало ему стать руководителем придворной капеллы. На основании этого некоторые характеризовали Александра как музыкального деятеля, мецената и чуть ли не композитора.
Правда, другие жизнеописатели о музыкальных заслугах графа вообще не упоминают, зато превозносят его за создание в одном из имений пожарной команды и издание журнала "Пожарный". Но в постоянно горевшей России того времени пожарным делом не интересовался только ленивый, при том, что "образцовые" пожарные команды не смогли потушить ни одного сколько-нибудь крупного пожара, а все мудрые противопожарные советы не претворялись в жизнь из-за всеобщей и беспросветной нищеты.
В чем по-настоящему проявил себя Александр, так это в деле увеличения доходности отцовских владений. Вершиной его деятельности стала сдача в 1913 году под застройку Русско-французскому обществу Останкина, а заодно и Марьиной рощи на 99 лет, что вызвало в Москве громкий скандал.
А Шереметевский переулок привлек внимание графа гораздо раньше. В 1897 году началась расчистка участка под грандиозное строительство. Старинные дома ломали споро, пока дело не дошло до стены на границе с соседним владением Перепелкиных. То ли соседи уже при строительстве своего дома из экономии использовали прочную шереметевскую стену, то ли на нее дом "облокотился" уже потом, от неравномерной осадки – сказать трудно. Но стоявший впритык к стене жилой дом Перепелкиных дал глубокие трещины. Переполох, естественно, поднялся большой. Перепелкины заявили протест в управу, та распорядилась приостановить работы. Назначенная для разбора дела комиссия занялась выяснением принадлежности злополучной стены.
Когда проведенные обмеры и подсчеты вершков подтвердили права графа, дело зашло в тупик. Запретить продолжение работ нельзя – каждый волен распоряжаться своей недвижимостью. С другой стороны, сломка стены вызовет обрушение дома Перепелкиных. Мудрецы из управы выбрали испытанный способ – пустили дело на самотек, не наложив запрета на строительство, но и не отменив распоряжения о приостановке работ. Авось, соседи сами разберутся. Нужно отдать должное графу Александру – повел он себя порядочно, не настаивая на своих правах. Но порядочности хватило только на два месяца. Убедившись, что управа не спешит с решением вопроса, управляющий московскими владениями Шереметева Д. де Витт направил ей письмо, где в первых строках подчеркивалось благородство графа, а в последующих предъявлялось решительное требование о принудительном выселении и разборке мешающего работам перепелкинского дома.
Суровость письма возымела желаемое действие, и дальше строительство по проекту А.Ф. Мейснера шло как по маслу. Вслед за первым корпусом дальше по переулку началось возведение второго – в виде буквы "П", охватывающей парадный двор. В доме всего четыре этажа, что не так уж и много для Москвы. Но благодаря высоте этажей и высокому цоколю, дом производит впечатление очень солидного и высокого. Солидность усиливают и крупномасштабные детали оформления фасада.
Внешности дома отвечает и его внутренняя планировка и отделка. Квартиры дома предназначались для очень богатых нанимателей и насчитывали от восьми до двенадцати комнат, не считая подсобных помещений. Причем спланированы квартиры были наподобие особняков – переднюю их часть занимала анфилада парадных залов, от которой коридором отделялись жилые комнаты.
Опыт оказался удачным, дело быстро развивалось. В начале ХХ века граф купил и доставившее ему столько хлопот владение Перепелкиных, которое своей лицевой стороной выходило в Большой Кисловский переулок. Здесь в 1911 году выстроили доходный дом "для тех, что попроще", по проекту архитектора Н.Н. Чернецова (ныне под номером 4).
Затем вошедший во вкус Александр Дмитриевич стал хозяином еще одного соседского владения – дальше по Шереметевскому переулку. Тот же архитектор Чернецов выстроил еще один доходный дом (ныне Романов пер., 5), по своему богатству и пышности убранства напоминающий мейснеровский. На конкурсе, проводимом городской управой в 1913 году, фасад этой постройки удостоился одной из третьих премий. Вот так сложился огромный доходный комплекс А.Д. Шереметева, занимавший большую часть квартала.
Доходный дом Шереметевых
Доходный дом А.Д. Шереметева на Воздвиженке. Арх. Н.Н. Чернецов. 1913
А как же старинный дворовый дом, стоявший по другую сторону переулка и упоминавшийся в начале рассказа? История его темна и загадочна, неизвестно даже точное время постройки, но в 1778 году он уже стоял. И.Э. Грабарь утверждал, что в архитектурном убранстве дома явно видна рука великого В.И. Баженова, а в последнее время высказывается мысль, что для постройки использован проект Кусковского дворца, созданный французским зодчим де Вальи. И то, и другое – не более, как предположения, но имеющие весомые основания.
Отделка фасада отличается редким для Москвы изяществом и тонкостью проработки деталей. Стройность центрального ризалита подчеркнута коринфским пилястровым портиком. Боковые ризалиты обработаны ионическими полуколоннами. Центр выделен высоким ризалитом, в котором устроен мезонин.
Но почему старый, малоэтажный дом не пал жертвой грандиозных проектов Александра Дмитриевича? Да потому, что у дома нашлись на редкость выгодные арендаторы. Первым из них была сама Городская дума. Правда, для размещения зала и кабинетов пришлось переделывать внутреннюю планировку дома, отчего погибла часть богатой отделки.
В 1894 году дума перебралась в новое здание, известное теперь как Музей В.И. Ленина. Но долго искать выгодного нанимателя не пришлось – дом занял Охотничий клуб. Когда-то сия организация действительно объединяла в своих рядах охотников и собачников, но к концу XIX века, как и большинство других московских клубов превратилась в настоящий игорный дом. Карточные столы приносили огромный доход, и разбогатевшему клубу ничего не стоило снять дорогое и престижное помещение, да еще роскошно отделать загаженные канцеляриями барские палаты. Бытописатель Москвы В.А. Гиляровский утверждал, что с Русским охотничьим клубом в его новом помещении не мог спорить ни один другой клуб.
Сдача старого дома давала такой доход, что А.Д. Шереметеву не было никакой выгоды тратить средства на строительство нового. Более скромный "угловой" дом вряд ли нашел бы столь выгодного съемщика, и, не выкупи его Сергей Дмитриевич, сегодня на углу переулка и Воздвиженки наверняка красовался бы еще один доходный дом графа Александра Шереметева.
А выстроенным им зданиям суждена была интересная судьба. После переезда в Москву Советского правительства в представительных шереметевских домах поселились новые государственные деятели. Первый, мейснеровский дом (ныне Романов переулок, 3) стал именоваться Пятым домов Советов. По числу мемориальных досок на своих стенах он уступает только "Дому правительства" на улице Серафимовича. Особняк, где играли в карты члены Охотничьего клуба, заняла Кремлевская больница.
В 1920 году и сам переулок сменил свое название. Улицы, лежавшие рядом со старым зданием московского университета, получили имена в честь его славных питомцев – В. Белинского, Н. Станкевича, Н. Огарева, А. Герцена. Шереметевский переулок стал улицей Грановского. Благодаря этим тщательно продуманным и логичным переименованиям в центре Москвы сложился редкий по красоте и исторической ценности топонимический ансамбль.
Тем не менее несколько лет все эти славные имена исчезли с карты Москвы. Сделано это было в ходе кампании по "возвращению исторических наименований". Но почему же тогда не вернули переулку название Шереметевского? Почему соседняя улица Белинского не стала Долгоруковским переулком? Дело в том, что именно здесь переименователи встретились с явными трудностями. Еще в 1920-х годах было сформулировано замечательное правило, согласно которому одноименные объекты должны располагаться рядом. Таким образом, Шереметевский (или Шереметьевский) переулок мог возникнуть только близ Шереметьевской улицы в Марьиной роще, а Долгоруковской как раз собирались назвать тогдашнюю Каляевскую улицу. Казалось, сами московские переулки сопротивлялись бездумным переименованиям.
Тут бы и остановиться, и задуматься – так ли уж необходима для Москвы эта кампания? Но если взялся молиться, нужно обязательно расшибить лоб. Из тьмы веков извлекли забытые и, в сущности, случайные названия. Улица Белинского стала Никитским переулком – а ведь так одно время именовался и наш Шереметевский. А сам герой рассказа превратился в Романов переулок.
Но москвичи помнят его старое славное имя – улица Грановского.
http://krasnaya-moskva.ru/GRANOV.htm
Тема: Москва... как много в этом звуке (Прочитано 124634 раз)