ГЛАВА 32
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СМЕЕТСЯ
Закончив свою часть, мы чувствовали себя по-настоящему хорошо относительно хода процесса. Одним из наших наиболее важных решений, которое нам необходимо было принять, заключалось в том, будет или не будет Кейси давать показания; иногда во время процесса я думал, что она могла бы сделать это. Однако все поменялось после того, как мы стали добиваться успехов относительно Джорджа, что явилось результатом постоянных вызовов его Джеффом Эштоном к свидетельской стойке, дававших мне возможность раз за разом атаковать его.
Нам удалось многого добиться с Джорджем, особенно оценивая его последние свидетельские показания, когда он лгал о захоронении своих питомцев, о клейкой ленте, которой он заматывал пластиковые мешки, когда хоронил животных. Как я уже говорил, этот человек ради спасения своей жизни не мог говорить правду, и я был уверен, что таким же образом оценивали его присяжные.
Сотрудники моего офиса собрались на совещание, и мы обсудили вопрос о даче показаний самой Кейси.
«Какую пользу мы можем получить от этого?» - спросил я.
О чем она могла говорить? О том, что случилось в день, когда умерла Кейли?
Я считал, мы обосновали нашу версию, используя показания Синди и фотографии бассейна; в конце нашей дискуссии я заявил: «Знаете, что? В ее показаниях нет нужды».
Если бы мы находились в более тяжелой ситуации, тогда, может быть, такая нужда и существовала. Но зачем мы должны были предоставлять обвинению возможность для того, чтобы совершить удачный ход, если до сих пор оно не смогло сделать ни единого такого хода?
Мы могли потерять все, а выиграть очень мало.
Я обсудил этот вопрос с Кейси, и Кейси согласилась; как выяснилось это было правильное решение.
В зале суда судья Белвин Перри спросил меня, не собираюсь ли я представить других свидетелей.
«Нет, сэр. Мы не намерены делать этого».
«Будет ли обвиняемая давать показания?» - спросил он.
«Нет, сэр».
Он спросил Кейси: «Это ваше решение не давать показания?»
«Да, сэр», - ответила она.
«Не оказывал ли кто-нибудь на вас давление и не применял ли силу для принятия вами такого решения?»
«Нет, сэр».
«Хорошо, и это решение является вашим свободным и добровольным решением?»
«Да, сэр».
«Спасибо, мэм».
Присяжные вернулись в зал суда.
«Хорошо, мистер Баэз, - сказал судья Перри. – Вы можете вызвать вашего следующего свидетеля».
«Защита закончила свое выступление», - ответил я.
Следующая стадия судебного процесса – опровержение обвинением показаний свидетелей защиты – в основном свелась к доказательству того, что Синди Энтони не была тем человеком, который искал в интернете сайты по слову «хлорофилл» и случайно получил результат со словом «хлороформ». Им явно необходимо было сделать это, поскольку, если Синди искала слово «хлороформ», то Кейси, очевидно, этого слова не искала; но я просто смеялся, как далеко им пришлось идти, чтобы доказать тот факт, что Синди лгала, и тем самым обвинить Кейси.
Они вызвали начальника службы по работе с персоналом клиники Джентива Хелс Сервис Инк., где работала Синди, чтобы та засвидетельствовала, что Синди была на работе, а не дома, в то время, когда. по ее словам, она искала слово "хлорофилл», так как, опять же, по ее словам, ее собака ела бамбук и от этого становилась вялой, и она хотела выяснить, нет ли здесь какой-либо связи.
Они вызвали сержанта Кевина Стенгера засвидетельствовать, что поисков по слову «хлорофилл» не производилось.
Другой эксперт по компьютерам – женщина, засвидетельствовала, что она не смогла обнаружить никаких ссылок в интернете на то, что листья бамбука содержат какую-либо ядовитую субстанцию.
Долен сказать, что что они проделали прекрасную работу, выставляя Синди лгуньей. Наша же позиция «окупилась» стратегически. Они могли бы тщательно изучить нашу версию и вызвать множество свидетелей по ее опровержению по разным направлениям, но вместо этого они были поглощены опровержением свидетельства Синди.
Мы достигли двух своих целей:
1) сделать так, что обвинение использовало этап опровержения на пользу защиты;
2) вернуть в наши ряды старушку Синди.
Они также вызвали доктора Майкла Уоррена для того, чтобы он засвидетельствовал, что вскрытие черепа Кейли было плохой идеей. Это он накладывал изображение клейкой ленты на цветную фотографию Кейли; и я спросил его: «Вы это делали в Фотошопе?»
Конечно же, Эштон подал протест, но не так настойчиво, как я протестовал против демонстрации отвратительного монтажа, выполненного доктором Уорреном.
***
Судья Перри предоставил нам всего один день, чтобы подготовиться к своей заключительной речи, и я знал, что моя заключительная речь будет длиться около четырех часов. Проблема главным образом состояла в организации представления вещественных доказательств и в последовательности изложения своих аргументов.
Если вы помните, я сначала написал свою заключительную речь – прежде всех других дел, чтобы знать заранее, где мы находимся и где мы хотим завершить начатое.
В день произнесения заключительной речи судья Перри вынес решение о том, что мы представили достаточно доказательств для обоснования версии о смерти вследствие случайного утопления Кейли в бассейне, но что я не имею права ничего говорить о сексуальном растлении Кейси ее отцом или братом, поскольку мы не доказали эту версию и не предъявили никаких доказательств в ее пользу. По моему мнению, доказательств такого сексуального насилия на этом судебном процессе было предъявлено не меньше, чем доказательств факта убийства, и я мог обоснованно заявить, что их существует гораздо больше.
Прямых доказательств не было. Все доказательства были косвенными. Я понимал это. Но я убеждал, что мы предъявили множество доказательств: тест на отцовство, проведенный ФБР, чтобы установить, не является ли Ли отцом Кейли; то, что Кейси не посещала гинеколога до тех пор, пока ей не исполнилось девятнадцать лет; что менструальный цикл у нее начался в десять лет, что этот цикл был нерегулярным, а также у нее имелись другие женские проблемы. Иными словами, не свидетельствует ли все это о том, что родители удерживали ее от посещения доктора в целях сокрытия ее сексуальной жизни?
Судья Перри саркастически заметил, что он сам не сдавал подобных экзаменов в своей жизни.
«Это здравый смысл, - ответил я. – Обе стороны будут просить присяжных использовать свой здравый смысл».
Я продолжал: «Суд может сделать разумный вывод из факта скрываемой беременности, а также есть свидетельства о прошлом сексуальном поведении мисс Энтони, которое обусловлено сексуальным насилием. Я говорил также о других особенностях ее поведения, о «разобщенном сознании», о лживости, которая присуща жертвам сексуального насилия.
Свидетельств того, что ребенок был убит с помощью хлороформа существует не более, чем свидетельств о сексуальном насилии. Я считаю их обоснованность равнозначной. Обе эти версии требуют от присяжных сделать выводы из представленной косвенной информации; присяжные собираются заслушать аргументацию в пользу хлороформа и клейкой ленты, у которых тоже нет никаких прямых доказательств.
Хотя нет свидетелей – прямых очевидцев произошедшего, есть свидетельские показания Тони Лаццаро о том, что они делились друг с другом своими секретами. Как знают члены суда, как знают все, на основе данного свидетельства и здравого смысла можно сделать вывод о факте растления, неблаговидного сексуального поведения и инцеста. Игнорирование данной проблемы, утверждения, что ничего этого нет только потому, что никто не встал за свидетельскую стойку и прямо не сказал, что это существует – не делают данную проблему менее реальной. Она настолько же обоснована, как и версия обвинения о хлороформе.
Однако настоящим своим решением суд утверждает, что не существует фактов, «прямо свидетельствующих или позволяющих сделать вывод о наличии доказательств того, что, либо мистер Джордж Энтони, либо мистер Ли Энтони растлевали или пытались растлевать мисс Энтони».
А вот и самое интересное. Судья Перри сам принял такое решение. Обвинение не вносило ходатайства об исключении данной темы из моей заключительной речи. Он сам поднял этот вопрос и сам принял по нему решение. За все годы своего участия в судебных процессах я ни разу не видел, чтобы судья делал подобное. Может быть такие случаи и бывали, но я лично с ними не сталкивался.
Может быть прокуроры сами хотели, чтобы данная тема обсуждалась перед присяжными, чтобы они имели возможность оспаривать ее, высмеивать и критиковать.
Я не верю, что судья должен вносить ходатайства и делать протесты.
Непосредственно перед началом своей заключительной речи я был совершено спокоен и готов к ней. Я на самом деле очень хотел и стремился выступить, будучи полностью подготовленным. Моя коллега-адвокат Доротли Клэй Симс, никогда не стеснявшаяся говорить то, о чем думает, была обеспокоена; я уже собирался вставать, когда она дала мне листок с перечнем того, что мне следовало сказать в своей речи.
«Как я теперь смогу это все просмотреть?» - сказал я и вернул ей листок.
«Не беспокойся Дороти, - сказал я ей, - у меня все в голове».
С этими словами встал и сделал свое дело.
Я начал с того, что рассказал присяжным, что уверен: у них больше вопросов, чем ответов. Я также уверен, что у тебя, мой читатель, тоже.
«Один вопрос, на который никогда не будет найден ответ, - сказал я, - и который никогда не может быть доказан, таков: «Как умерла Кейли? Что с ней случилось?» Факты, объясняющие это, вам так и не были представлены. На самом деле было множество вещей, которые вы, наверное, хотели выяснить, но так и не выяснили».
Я рассказал присяжным, что обвинение должно было обосновать свою версию сверх обоснованного сомнения, так, чтобы исключить наличие обоснованного сомнения; что обвинение и выступает последним, поскольку это именно его обязанность.
«Это обязанность не обеих сторон, - сказал я, - это обязанность исключительно обвинения».
Я предупредил присяжных, что мы в ходе процесса предъявляли вещественные доказательства и показания свидетелей, но это не было нашей обязанностью.
«Мы могли просто сидеть, не допрашивать ни единого свидетеля и абсолютно ничего не предпринимать на протяжении всего судебного процесса, но обвинение все равно обязано было доказывать каждый пункт своей версии, каждое свое обвинение».
Затем я сообщил присяжным, что, после того, как я расскажу о проблеме, которой боюсь больше всего, я рассмотрю версию обвинения пункт за пунктом, а затем расскажу о версии защиты, «несмотря на то, что от нас не требуется ничего делать».
«Давайте начнем с проблемы, которую я опасаюсь больше всего, - сказал я. – Данное дело связано с колоссальными эмоциями. Я знаю, временами каждый присутствующий здесь человек переживал очень глубоко внутри самого себя». Я рассказал присяжным, о том, как им указывает поступать закон, когда дело касается их эмоций.
Затем я продемонстрировал им огромный том Правил для присяжных при обсуждении и вынесении вердикта штата Флорида, который, в частности, гласят: «Дело не должно быть решено в пользу кого-либо или против кого-либо из-за того, что вам кого-то жаль или вы разозлены на кого-либо». А затем я добавил: «и поэтому мы хотим, чтобы вы основывали свой вердикт на доказательствах, а не на эмоциях. И это проблема страшит меня больше всего, так как для вас очень сложно отодвинуть в сторону свои эмоции. Кейли Энтони была прекрасным, милым и невинным ребенком, умершим слишком рано. Но демонстрировать ее перед вами, чтобы разжечь ваши эмоции, было бы неправомерно.
Это неправомерно с точки зрения закона, и это неправомерно с точки зрения правил принятия вами решения. И я говорю вам, что обвинение таким образом представило вам это дело.
Они начали с – позвольте мне начать с сегодняшних замечаний, сделанных мистером Эштоном.
Мистер Эштон начал демонстрировать вам видеозапись маленькой Кейли, начал говорить вам о родительском долге, о том, что должна делать мать, а что не должна. Он в течение долгого времени продолжал говорить об этом прекрасном ребенке. Они потратили целых две недели на заслушивание свидетельских показаний, которые не имели абсолютно никакого отношения к нашему делу и служили достижению единственной цели, заключавшейся в том, чтобы изобразить Кейси Энтони как шлюху, как «девочку для вечеринок», как девушку, которая лжет, но это абсолютно никак не связано с тем, как умерла Кейли. И вы опозорите закон и даже память Кейли, если будете основывать свое решение на чем-либо еще, кроме доказательств – использовать эмоции, чтобы разозлить вас является неправомерным шагом».
Использование Эштоном этой видеозаписи с участием Кейли и Кейси для начала своего выступления имеет свою предысторию. Эта видеозапись была также и в моем распоряжении; до того, как я начал свое заключительное выступление, Дороти сказала мне, что я должен продемонстрировать ее.
«Вы должны показать присяжным, как эти двое любили друг друга, - сказала она. – Это очень важно».
«Все это уже выяснилось из свидетельских показаний, - ответил я. – Какой смысл возбуждать таким образом эмоции присяжных; с самого начала я говорил о том, что на их эмоциях играют именно прокуроры; поэтому я этого делать не буду».
«Но это слишком хорошая видеозапись, чтобы не продемонстрировать ее», - настаивала она.
«Извините, Дороти, - ответил я, - я просто не считаю, что это было бы правильно делать. И э не буду делать этого».
Подумать только! Эштон встал, чтобы сделать свое заключительное выступление и начал его с демонстрации именно этой видеозаписи!
Я наклонился к Дороти и сказал: «Я же говорил вам, что на самом деле он на нашей стороне».
«Несмотря на то, что обвинение вызвало целую толпу свидетелей, чтобы они засвидетельствовали плохое поведение Кейси, самое интересное состоит в том, что все они продолжали повторять одну и ту же вещь: Кейси хорошая мать; Кейли любила Кейси. Я задавал множество вопросов о том, как Кейли относилась к Кейси, потому что считал важным ваше понимание того факта, что ребенок не может симулировать такие чувства. Ребенок не может имитировать любовь. Ребенок знает, если кого-то любят. Это проявляется определенным образом. И я делаю это не для того, чтобы играть на ваших эмоциях. Это прежде всего имеет отношение к обвинению в насилии над ребенком.
Вы не слышали ни единого слова, которое касалось бы темы насилия над ребенком. Ни единого слова. Спросите себя: когда кто-нибудь стоял у этой стойки и говорил мне или показывал мне что-либо, связанное с насилием над Кейли?» Я могу сказать совершенно точно, что присяжные номер три и номер десять кивнули мне головами.
«Дела о насилии над детьми печальны. Это одно из самых ужасных преступлений, какое только можно себе представить. Но одна вещь является очевидной. Если есть ребенок, над которым совершается насилие, то люди об этом знают. Люди видят синяки. Люди подмечают разные вещи, касающиеся ребенка. Бывают даже переломы. Но в нашем деле нет никаких фактов, кроме как те, которые говорят: ребенка любили и хорошо о нем заботились».
Вывод был очевиден. При обсуждении того, что случилось с Кейли, присяжные будут полагаться исключительно на доказательства.
«Что же было вам представлено? Я соглашусь с одним из утверждений мистера Эштона: вы не можете делать предположения. Не делайте предположений. Не предполагайте. Если вы не знаете, что случилось, значит этого не смогли доказать. Здесь нет загадок, которые необходимо разгадывать».
Это заявление было адресовано мною присяжному номер один на основании нашей беседы с ней, произошедшей во время отбора членов жюри присяжных. Я еще более подкрепил его; если вы сделаете подобное, то у вас будет самый преданный союзник в совещательной комнате для присяжных, обученный принципам соблюдения закона.
Я закончил так: «Если у вас есть вопросы, значит ничего доказано не было. И это самый простое и естественное решение».
***
Когда я начал свою заключительную речь, Эштон сидел в своем кресле, смеясь, гримасничая и корча рожи. Это было похоже на то, что он демонстрировал присяжным во время моей вступительной речи. Три или четыре раза в ходе судебного процесса я обращал на это внимание судьи Перри, подходя к судейской скамье, и каждый раз он игнорировал мое неудовольствие по этому поводу.
Когда был объявлен небольшой перерыв во время моей речи, я видел, что Эштон продолжает вести себя по-прежнему, поэтому, вернувшись в зал суда, я первым делом обратился к судье Перри: «Ваша честь, я хочу обратить ваше внимание на то, что мистер Эштон продолжает корчить рожи и смеяться во время моей речи».
«Я не видел, чтобы он корчил рожи», - таков был ответ судьи Перри.
Он явно не мог видеть Эштона, поскольку тот был загорожен от взора судьи наглядными материалами, принесенными мною для использования в своей речи.
«Он собирается сделать так, чтобы это сошло Эштону с рук», - подумал я.
Я возобновил свою заключительную речь, я был «в ударе», рассказывая о связи Джорджа с клейкой лентой и канистрами с бензином, и краем глаза смог заметить, как Эштон смеется. Он вел себя столь неподобающим образом, что я тут же инстинктивно указал на него и произнес: «Не имеет значения, кто задает вопросы, возможно этот смеющийся парень прямо перед вами…»
Эштон вскочил и подал протест; мы подошли к судейской скамье.
Он меня достал.
«Судебный процесс не может вестись таким образом», - думал я. Я был возмущен всем этим действом и был готов нести всю ответственность за свои поступки.
«Это не есть правосудие», - сказал я себе.
У судейской скамьи судья Перри был в высшей степени недоволен мной, и, отослав присяжных на пятнадцать минут в совещательную комнату, набросился на меня.
«Скажите мне, почему я не должен задержать вас за неуважение к суду за нарушение распоряжения суда о запрещении делать унизительных замечаний в адрес участников процесса», - сказал он.
«Я не считаю, что это было унизительное замечание в адрес участника процесса. Я просто указывал на его поведение».
Он попросил меня подойти ближе к судейской скамье, а когда я подошел, он сказал, что не видит Эштона из-за моих наглядных материалов.
«Если вы передвинете ваши материалы так, чтобы я мог видеть мистера Эштона, тогда я смогу видеть его».
«Сэр, не хотите ли, чтобы я передвинул свое кресло», - спросил Эштон самым елейным тоном, на который только был способен.
«Да», - ответил судья.
Я не успел ничего произнести сам, как один из судебных служащих сообщил ему: «Это показывают по телевидению, там можно увидеть, что Эштон смеется».
Судья Перри удалился в свою комнату и посмотрел видеозапись с поведением Эштона. Когда он вернулся, его гнев обрушился на Эштона.
Он сообщил всем присутствующим: «А ну-ка, посмотрите на это; я сделаю то, что должен сделать».
«Ваша честь, - заговорил Эштон, подлизываясь изо всех сил. – Я подчиняюсь любому решению относительно того, что вы видели; мне не нужно ничего смотреть самому». И тем не менее, он пошел смотреть.
Он сказал, чтобы мы пошли и посмотрели видеозапись, если нам этого хочется. Мы пошли – и вот мы увидели его, будто он был на представлении комедии, а не на судебном процессе, посвященном убийству ребенка.
Когда мы вернулись, Эштон сказал судье: «Ваша честь, когда я смотрел видеозапись, то видел себя улыбающегося и прикрывающего при этом свой рот рукой. Я не смеялся. Я не кивал головой. Я делал все возможное, чтобы присяжные не видели выражения моего лица. Если я нарушил распоряжение суда, я приношу свои извинения».
Я мог видеть, что судья Перри собирается что-то сделать – я не знал, хотел ли он задержать Эштона за неуважение к суду – или задержать меня самого за неуважение к суду по данному поводу – но я знал, что он намерен щелкнуть своим кнутом и сделать что-то очень жесткое. Я шагнул вперед и сказал ему: Я не требую задерживать мистера Эштона за неуважение к суду за выражения его лица. Это дело вызывает сильные эмоции у представителей обеих сторон, и я на самом деле требую, чтобы все это было прекращено».
После моих слов судья Перри успокоился и отпустил нас всех, отделавшись одним предупреждением.
В тот день Керри Сэндерс, корреспондент ЭнБиСи, позвонил мне и сказал: «То, как вы поступили, было с вашей стороны очень благородно. Это был прекрасный жест».
Я поблагодарил его, но в конце того дня, года я осмыслил произошедшее, я понял, что, подобно Эштону, спасал свою собственную шкуру. Я знал, что, если он задержит Эштона за неуважение к суду, то тоже самое он сделает и со мной. Я не на секунду не сомневался, что он не будет применять дисциплинарные меры только в отношении Эштона.
Некоторые люди говорили, что я выиграл дело именно в тот момент, или, по крайней мере, данный случай был причиной того, что присяжные проголосовали так, а не иначе; однако все это ерунда. В то же время сам Эштон своим поведением не принес себе никакой пользы.
Как я уже говорил, он всегда был на нашей стороне.
Тема: Хосе Баэз "Считается виновной. Кейси Энтони: история изнутри" (Прочитано 26370 раз)