Конечно не умел, этот факт подтвердил Олег Николаевич Архипов. Вопросы ему задавались для публикации ответов на другом форуме (с его разрешения). Эта часть ответов как раз по поводу того, что к печатным текстам СМЭ, Борис Алексеевич не имел никакого отношения.
https://vk.com/id21471504
Здесь упоминаются тексты СМЭ только по первой пятёрке погибших, но грубых ошибок, в плане медицинских терминов, хватает и в майских актах СМЭ. Но если всё перепечатывалось именно так, как было написано у Б. А. Возрожденного, то получается полный абсурд. Потому что в бюро СМЭ таких безграмотных судебно - медицинских текстов напечатать тоже не могли, они перепечатывались людьми, абсолютно некомпетентными в медицине.
Единственный, из современных судмедэксперов, кто хотя бы обратил внимание на эти несоответствия, был Э. Туманов:
https://radiokp.ru/people/eduard-tumanov
.. судя по тем заключениям, которые написаны Возрожденным, там явно есть редакторские правки, более поздние.
Остальных всё всегда замечательно устраивало, в том числе и участников комиссионной экспертизы 2000 г.
Совершенно верно. Поэтому полагаю целесообразным сделать некоторые пояснения- для тех, кто еще всего этого не понял.
То, что имеется в «деле без номера» и в н/п- это не подлинники актов СМЭ, а их перепечатки, которые выполнены людьми, совершенно некомпетентными в судебной медицине. К тому же эти перепечатки не заверены так, как полагается заверять копии материалов, приобщаемых к уголовному делу. Например, если следователь приобщает к делу копию заключения экспертизы, то он обязан указать «Копия верна», поставить на неё свою подпись и печать следственного органа. За достоверность копии в этом случае несет ответственность следователь, а подпись эксперта в такой копии не нужна.
А здесь, как можем видеть, ничего подобного нет. Поэтому то, что приобщено к делу в виде перепечаток актов СМЭ, не может считаться копиями экспертных заключений- со всеми вытекающими из этого последствиями. А что же это такое (на основании которого основаны все дятловедческие выводы и умозаключения)? А это не оригиналы документов и не их копии, а всего лишь листы бумаги с машинописными текстами, за содержание которых никто не отвечает. Кивать на подписи Возрожденного здесь не следует: Возрожденный в лучшем случае мог отвечать только за те листы, на которых он оставил свои подписи. А в целом- это не оригиналы экспертных заключений, потому ответственность эксперта за их «содержимое» весьма проблематична. Вряд ли с юридических позиций кто-то сможет что-либо поставить в вину эксперту, изобразившему свои подписи на перепечатках, не влекущих никаких юридических последствий. Ведь копии материалов для уголовного дела заверяет вовсе не эксперт, а следователь. Вот со следователя и весь спрос. А подписи следователя после отметки «Копия верна» здесь нет. Как и самой отметки "Копия верна". И печати следственного органа для заверения копий- тоже нет. Вот и всё.
К тому же, как правильно здесь отмечено, «там явно есть редакторские правки, более поздние». И единственный судебно- медицинский документ, который находится в деле в подлиннике и на который можно ссылаться- это протокол допроса эксперта от 28 мая 1959 года на л.д.381-383.
А чтобы было понятно тем, кто только и делает, что строит свои теории на сведениях, почерпнутых из перепечаток, не являющихся даже копиями, при этом почитая эти перепечатки за оригиналы актов СМЭ (вон сколько «доказательств» было приведено дятловедами, что это- подлинники, а подлинники потому, что там есть подписи Возрожденного, и больше для подлинников, мол, ничего не надо- не так всё это, господа дятловеды!), разберем некоторые «феномены», имеющиеся в актах СМЭ «последней четверки».
Обратим сначала внимание вот на что. На л.д.345-357 «дела без номера» находятся первые машинописные экземпляры этих актов, а на листах 23-35 наблюдательного производства можно видеть вторые экземпляры, отпечатанные в тех же закладках в пишущую машинку, но уже под копирку. Одно лишь это указывает на то, что эти акты представлены не в подлинниках- и других признаков, коих также имеется в большое количество, и не нужно. В государственном судебно-экспертном учреждении следователю выдается отпечатанный первый экземпляр заключения эксперта, заверенный «круглой» печатью судебно-экспертного учреждения, а второй печатный экземпляр (тот, который печатается одновременно с первым «под копирку») обязательно остается в экспертном учреждении и подшивается вместе с постановлением о назначении экспертизы и разного рода служебными документами в наблюдательное производство, которое сдается в архив. Это наблюдательное производство имеет номер- тот же самый, который присваивается данному экспертному исследованию в момент регистрации постановления следователя о назначении экспертизы.
А здесь (повторюсь для тех, кто еще не понял)- и первый, и второй экземпляры оказались в распоряжении следственного органа: так не бывает.
Кроме того, эти первый и второй экземпляры отпечатаны на той же пишущей машинке, что и самый первый вариант постановления Иванова о прекращении дела.
И сразу вот что нужно отметить. Как только весной прошлого года дятловедам стало известно о том, что акты СМЭ «последней четверки» отпечатаны на пишущей машинке областной прокуратуры (а опровергать сей факт они не взялись- и правильно сделали!), было придумано поистине «дятловедческое объяснение». Мол, машинистка Бюро СМЭ оказалась «в декрете», поэтому по причине «особой важности» этого дела печатала акты СМЭ с рукописных черновиков Возрожденного машинистка областной прокуратуры. Вот потому и оказалось, что акты СМЭ "последней четверки» были отпечатаны на пишущей машинке областной прокуратуры. Кому это интересно- прочитайте все эти «дятловедческие изобретения» сами- они вас весьма повеселят!
Так вот, господа дятловеды: такого не бывает. Во- первых, в СОБСМЭ в 1959 году заключения печатала не одна машинистка. И даже если бы одна машинистка ушла «в дятловедческий декрет», то нашлось бы кому отпечатать заключения. В самом крайнем случае отпечатала бы заключения машинистка Облздравотдела, в подчинении которого находилось Бюро СМЭ, а никак не областной прокуратуры. Во-вторых, экспертные заключения (что заключения СМЭ, что заключения т.н. «СМИ»- это без разницы) выдаются в уже отпечатанном виде, заверяются «круглой» печатью (а в СОБСМЭ еще на первый лист всех актов- как СМЭ, так и «СМИ», ставился в обязательном порядке прямоугольный «штампик» Бюро СМЭ), к заключениям при этом прилагаются сопроводительные письма за подписью руководителя экспертного учреждения. И всё это вместе со вторым экземпляром постановления следователя (первый экземпляр постановления следователя остается в экспертном учреждении) о назначении экспертизы подшивается к уголовному делу. И для следователя всё это является обязательным для исполнения. Если в уголовном деле, по которому обязательно проведение судебной экспертизы (а если в деле фигурирует труп-проведение СМЭ, и именно СМЭ, а не столь любимого дятловедами «СМИ», является обязательным ;это установлено законом, и от усмотрения следователя совершенно не зависит!),не будет подлинника заключения экспертизы и постановления следователя о назначении этой экспертизы, то надзирающий прокурор заставит следователя исправить эти недостатки, а суд такое дело вернёт на доследование из распорядительного заседания (применительно к процессуальным требованиям того времени).
Всё это объясняю для понимания того, что из себя фактически представляло «дело без номера» («отстойник» для отходов производства- которые оказались не нужны для уголовного дела, о существовании которого сообщил Е.Окишев; потому этот «отстойник» и не был зарегистрирован и не имеет номера),и того, куда ушли оригиналы актов СМЭ вместе с постановлениями следователя об их назначении.
Продолжаем сравнивать первые экземпляры (т.е. которые в «деле без номера») со вторыми (с «копирочными», которые в н/п).
И видим, что акты. подшитые к делу, имеют подписи Иванова, а те, которые подшиты в н/п, подписей Иванова не имеют. Чтобы понимать, почему так, и что это означает, надо принять к сведению следующее.
Почему-то в дятловедении принято считать, что наблюдательное производство находилось у Иванова. На самом деле это не так. Наблюдательное производство находится у прокурора, надзирающего за расследованием данного уголовного дела. И прокурор вовсе не обязан показывать следователю это наблюдательное производство: захочет- покажет, не захочет- не покажет. Например я, начав работать по распределению после окончания Свердловского юридического института в качестве следователя милиции, ни разу не видел ни одного наблюдательного производства ни по одному уголовному делу из числа тех, которые я расследовал. Не считал нужным прокурор мне эти наблюдательные производства показывать- и имел на это полное право. А вот когда я стал работать судьёй, и мне требовалось наблюдательное производство по уголовному делу, которое находилось у меня на рассмотрении, то прокурор сам приносил мне это наблюдательное производство. И ни разу не отказал.
Вот и здесь- наблюдательное производство находилось не у Иванова, а либо у Клинова, либо у одного из его заместителей. И Иванову могли показывать его содержимое, а могли и не показывать. Отсюда видно следующее. К перепечатыванию актов СМЭ Иванов не имел отношения. Перепечатывание производилось по поручению либо прокурора области (скорее всего, у него и находилось н/п)- что наиболее вероятно, либо по поручению одного из его заместителей. После перепечаток актов руководству прокуратуры каким-то образом удалось получить подписи Возрожденного на этих перепечатках (ничего противозаконного в этом нет, а предлоги для этого могут быть самыми разными), после чего «копирочные» экземпляры перепечаток были подшиты в наблюдательное производство, а первые экземпляры выданы Иванову. Иванов изобразил на перепечатках свои подписи и подшил их к «делу без номера». «Копирочные» экземпляры перепечаток, подшитые в н/п, остались без подписей Иванова. А оригиналы актов СМЭ (которые были отпечатаны в СОБСМЭ и заверены круглой печатью СОБСМЭ) вместе с сопроводительными письмами с подписями Зав.СОБСМЭ Устинова и с постановлениями следователя о назначении экспертиз были отправлены в Прокуратуру СССР-для приобщения к уголовному делу, о существовании которого сообщил Е. Окишев.
Сравниваем дальше первые и «копирочные» экземпляры. Как можно видеть, они имеют нумерацию от «1» до «4». Это явно не нумерация СОБСМЭ! Потому что к маю месяцу порядковые (регистрационные) номера экспертных исследований СОБСМЭ должны иметь трехзначные цифры. От «1» до «4»- такое просто невозможно к маю месяцу! Надо полагать, в перепечатках для «дела без номера» реальные регистрационный номера экспертных исследований утаили- чтобы их невозможно было отыскать по их номерам. Иного реального объяснения этому просто нет.
И это- тоже один из признаков того, в деле и в н/п не подлинники, а перепечатки: регистрационный номер экспертного исследования впечатывается в заключение при его печати.
При этом при перепечатывании актов СМЭ печатный номер был указан только в первом заключении. В остальных вместо номеров при перепечатывании были оставлены пробелы. В те экземпляры, которые были подшиты в «дело без номера», номера «№ 2», «№ 3» и «№ 4» были затем впечатаны, а в тех экземплярах, которые были подшиты в н/п- цифры «2». «3» и «4» со знаками номера были проставлены «от руки».
И вот, подходим к тому, с чего всё и началось- к подъязычной кости Дубининой, состояние которой определялось словом, забитым «буквами Хэ».
И здесь тоже есть много от «интересного положения». Вот, сравниваем фрагмент текста около забитого «буквами Хэ» слова в «деле без номера» (л.д.356) и тот же фрагмент текста в наблюдательном производстве (лист 34 н/п). И сразу же обнаруживаем весьма примечательные различия.
На л.д. 356 «…необычной подвижности…». И если посмотреть хорошо, то видны буквы «подчищенной» первоначальной редакции текста-в частности, хорошо просматривается в пробеле «подчищенная» буква «й», да и другие тоже можно рассмотреть. А поверх подчистки впечатано «…ной…»- вот и получилось «необычной».
А вот если посмотреть то, что имеется в «копирочном» экземпляре в н/п на листе 34, то можно без труда прочитать первоначально отпечатанное слово: «…необыЧАЙНОЙ…» - и это про «подвижность»! И в самом деле- «необычайно экспертное выражение»! Ни в какие ворота не лезет. И в н/п не стали заморачиваться подчистками и «впечатками» (и так сойдёт, всё равно никто из посторонних не увидит!), и только лишь «от руки» зачеркнули букву «а». И получилось в результате ничуть не лучше: «необычйной»! И если в «деле без номера» (на л.д.356) «нехорошее слово» было затем забито на пишущей машинке «буквами Хэ» (а для этого надо было этот лист вставить в «пишмашку», да еще подогнать, чтобы попасть на строку и именно «в это место»-вон какая «тонкая работа» потребовалась!), то в н/п для удаления «нехорошего слова» обошлись без «букв Хэ»: тоже не стали заморачиваться и просто «нехорошее слово» зачеркнули. Поэтому если кто желает увидеть это «нехорошее слово» в оригинале (и не нужно напрягать свои способности к чтению того, что забито «буквами Хэ»)- найдите лист 34 наблюдательного производства и прочитайте это слово. Чего проще!
В принципе, всего этого вполне достаточно, чтобы сделать собственные выводы после прочтения вышеизложенного. Но можно еще более углубиться в изучение текстов этих перепечаток- чтобы найти в полном объеме все те «редакторские правки», на наличие которых указал Туманов.
А я здесь более углубленным анализом заниматься не буду- и так весьма объемно получилось.
----------------------
И- чтобы закончить с вопросом об отсутствующем языке. Не получается ли так, что язык был отломлен от трупа, находящегося в стадии «глубокой заморозки»? И если так оно было- то становится понятным, почему такое произошло.
Только далеко не всем это понравится. М. Пискарева, например (в процессе переписки, которая у нас имела место в своё время), отнеслась к такого рода соображениям резко отрицательно.
Тем не менее, отламывание языка от трупа в стадии «глубокой заморозки» объясняет сопутствующие явления куда более реалистично, чем прочие объяснения данного феномена.
Тема: Мнения профессиональных судмедэкспертов. (Прочитано 158543 раз)