Мне кажется, что в случае с Колеватовым никакой тайны и никакого прикрытия нет. Дело в том, что моя мама всю жизнь проработала в этом институте. Правда, она туда пришла позже, в середине 60-х. Да, это был почтовый ящик, но не супер секретный. В те годы почти все НИИ были почтовыми ящиками. В 70-х и 80-х годах к ним часто приезжали иностранные делегации из стран, где развивалась атомная энергетика. Французы часто приезжали. Они сами ездили в командировки во Францию, Японию, США. Уже в 60-е годы туда стало очень сложно устроиться на работу, был большой конкурс из выпускников ВУЗов, а в 50-х набирали молодых специалистов из разных смежных предприятий. Мама, например, часто ездила в командировку в Свердловск, наверное на "Маяк" (не помню). К ним в институт тоже приезжали оттуда. Москвичей там всегда домой в гости приглашали, когда они в Москву приезжали в командировку, приходили в гости к нам. Связи были не только по работе, но и личные. Вполне могли обсуждать у кого-то в гостях в Свердловске, что набирают людей в новую лабораторию, нужны сотрудники.
Мне также не кажется какой-то тайной его переезд обратно в Свердловск. Молодой парень один, без семьи и знакомых в чужом городе. Да и на зарплату лаборанта не очень-то легко прожить. Сам институт находится и сейчас на окраине Москвы, а тогда там вообще глушь была. В общем, просто бытовые условия могли заставить его вернуться. Никто там никого не держал. Люди туда устраивались на работу и увольнялись, как и везде.
Прежде чем говорить о Колеватове, вспомним сначала, кто такой Уралец (Кетов):
"УРАЛЕЦ (партийная кличка, подлинная фамилия Кетов) Александр Константинович, кадровый работник НКВД, полковник
(12(25).09.1902, Пермь - 6.06.1985, Москва)
Трудовой путь начал в 14-летнем возрасте клеймовщиком на пушечном заводе в Перми (Мотовилихе), через два года стал первым председателем заводского комитета комсомола. В том же году добровольцем-красноармейцем ушел на гражданскую войну, принимал участие в боях на колчаковском, польском фронтах, в 1921-1923 - в разгроме банд Махно и Петлюры. В 1919 вступил в коммунистическую партию. С 1920 по 1939 служил в органах ВЧК, ГПУ, НКВД, в том числе начальником либо заместителем городских отделов Луганска, Николаева, Кривого Рога, Харькова, Сталино (Донецка) и областных Управлений НКВД Мурманска и Сталинграда. В 1939-1946 - заместитель начальника Волгостроя (Рыбинск), Тагилстроя, Управления Челябинского металлургического завода по лагерю. В 1946 был назначен начальником объекта п/я 0215 (Лаборатории "Б") - одного из секретных институтов атомного проекта СССР, создаваемого в Челябинской области на базе санатория "Сунгуль". Обеспечивая необходимые условия для плодотворной работы русских и немецких специалистов, проявил выдающиеся организаторские способности. С конца 1952 по 1984 А.К. Уралец работал в Москве заместителем директора НИИ-9 (позднее - Всесоюзного научно-исследовательского института неорганических материалов) по административно-хозяйственным вопросам. Награжден двумя орденами Красной Звезды (1942,1943), орденом Трудового Красного Знамени (1944), орденом Красного Знамени (1945), двумя орденами Ленина (1946, 1951), орденом Знак Почета (1962), медалями. Похоронен в г. Обнинске Калужской области."
Обратим внимание на то, начальником какого объекта он стал в 1946 году. Справка по этому объекту:
"В 1955 году был создан второй оружейный ядерный центр Советского Союза (ныне РФЯЦ - ВНИИТФ). Это обеспечивало ускорение темпов работ по созданию ядерного оружия, создавало предпосылку сохранения одного из двух ядерных центров в случае войны, давало возможность более объективно судить об уровне создаваемого ядерного оружия, так как порождало здоровую конкуренцию разработок. Место для будущего института было выбрано в глубине страны на восточных предгорьях Среднего Урала, примерно посредине между Екатеринбургом (Свердловском) и Челябинском. На южном берегу живописного озера Синара был заложен новый город, в дальнейшем ставший известным как Челябинск-70 (ныне Снежинск). В качестве исходной базы был выбран поселок Сокол, расположенный в 20 км к северу от г. Челябинска-40 (ныне г. Озерск), где находился химкомбинат "Маяк", производивший компоненты ядерных зарядов и имевший к моменту организации нового института хорошо развитую строительную базу, которая была использована для нужд города и института.
В поселке Сокол с 1946 года по 1955 год размещалась Лаборатория "Б" МВД СССР, выполнявшая радиационно-биологические исследования. Часть сотрудников этой лаборатории также вошла в состав нового института.
Параллельно с формированием института на различных функциональных площадках строились производственные помещения, коммуникации и дороги, возводились жилые дома. Первые производственные здания и жилые дома города были сданы в эксплуатацию в 1957 году. В мае 1960 года в городе уже проживало около 20 тысяч человек. В настоящее время население города около 50 тысяч человек. При этом в подразделениях института работает около 10 тысяч человек.
Удачным был выбор расположения РФЯЦ - ВНИИТФ и в другом отношении. В Уральском регионе были сосредоточены важнейшие предприятия ядерной отрасли страны. Это способствовало успешному сотрудничеству института с ними при решении задач основной программы и во многом помогает сегодня при осуществлении конверсионных программ. Непосредственная близость важнейших промышленных и культурных центров края - Екатеринбурга и Челябинска - способствовала успешному развитию института и города, позволяла использовать их потенциал в решении ряда сложных проблем. Успешно также развивалось сотрудничество института и города с другими научными и культурными центрами страны.
Директором нового института был назначен Дмитрий Ефимович Васильев, прошедший прекрасную инженерную и организаторскую школу на Уралмаше и других крупных оборонных предприятиях страны.
Первым научным руководителем и главным конструктором института был трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и трижды лауреат Государственных премий Кирилл Иванович Щелкин. Он приложил много усилий для формирования сильного коллектива ученых и специалистов. Авторитет и личный опыт Кирилла Ивановича во многом способствовали тому, что первые же шаги института оказались успешными.
Профессиональную основу нового оружейного ядерного центра составили специалисты первого ядерного центра (ныне РФЯЦ - ВНИИЭФ), ряда предприятий ядерной отрасли и других министерств. В их число входили выдающиеся ученые и инженеры: К.И. Щелкин, Е.И. Забабахин, А.Д. Захаренков, В.Ф. Гречишников, Ю.А. Романов, Л.П. Феоктистов, Е.Н. Аврорин, Б.В. Литвинов, М.П. Шумаев, Н.Н. Яненко. Кроме того, был проведен набор лучших выпускников высших учебных заведений страны.
Молодой коллектив института быстро набирал силу. Первый принятый на вооружение в Советском Союзе термоядерный заряд был разработан и испытан сотрудниками нового института в 1957 году. Успешно проведен в этом же году на Новой Земле первый физический опыт, открывший еще одну важную страницу в деятельности института - выполнение уникальных фундаментальных исследований в области экстремальных состояний вещества и высокоинтенсивных динамических процессов."
Теперь о Колеватове.
"Александр Колеватов, на первый взгляд, обычный студент 4-го курса физико-технического факультета УПИ. Однако оценка этого человека сразу становится неоднозначной, если мы вспомним обнаруженные Алексеем Владимировичем Коськиным документы — характеристику на Александра Колеватова и заявление последнего о приёме на 2-й курс свердловского «Политеха».
Это небольшое, казалось бы, открытие позволяет оценить жизненный путь Александра Колеватова совершенно по-новому. Что же мы видим? В 1953 г. 19-летний молодой человек заканчивает горно-металлургический техникум в Свердловске и по распределению оказывается в Москве. И не просто в Москве, а в одном из самых секретных научно-исследовательских учреждений СССР, созданных в рамках реализации «уранового проекта». Речь идёт о созданной в мае 1946 г. в составе 9 Управления МВД СССР Лаборатории «Б», ориентированной на создание защиты от ионизирующих излучений. Лаборатория эта выросла буквально в течение года до размеров института В январе 1953 г. этот безымянный «номерной» институт (п/я №3394), перевели в Москву, где с течением времени передали в состав Министерства среднего машиностроения и присвоили ничего не говорящее название Всесоюзный научно-исследовательского институт неорганических материалов (переименование имело место в январе 1967 г.). Возглавлял это достойное учреждение с самого момента его создания Александр Константинович Уралец-Кетов, именно его подпись красуется под характеристикой Александра Колеватова, о которой было упомянуто чуть выше.
Получить работу в Москве в начале 50-х гг. было весьма и весьма непросто. Столица предоставляла своим жителям максимум возможных удобств — налаженное снабжение продуктовыми и промышленными товарами, стабильно работающий городской транспорт, общественный порядок, образцово исполняющие свои обязанности коммунальные службы. Здесь были лучшие театры и самые интересные художественные выставки, тут появлялись литературные новинки, тут трудился интеллектуальный цвет советского общества. Плюс счастливый лотерейный билет под названием «московская прописка». Александр Колеватов такой билет вытащил. Выпускник вполне заурядного горно-металлургического техникума из далёкого Свердловска сумел попасть по распределению в Москву, в секретный НИИ. В принципе, очень неплохой жизненный старт — стабильная работа с 15%-ной надбавкой за секретность, прописка в столице, место в общежитии, чувство сопричастности великому государственному делу (что очень немаловажно для молодого человека). Александр попал в окружение интересных людей, оказался причастен к самому передовому в мире научному поиску (пусть и в качестве старшего лаборанта), он находил время для досуга и увлечений — занимался пулевой стрельбой, ходил в туристические походы. Во время своего «московского периода» жизни Колеватов побывал на горе Сабля в Приполярном Урале, примерно 300 км. севернее Отортена. В армию его не призывали, поскольку работа в оборонном НИИ обеспечивала Александру «бронь». В общем, неплохой такой жизненный старт, очень даже неплохой. В должности старшего лаборанта Александр Колеватов отработал положенные молодому специалисту 3 года — с августа 1953 г. по сентябрь 1956 г.
В 1955 г. он поступил во Всесоюзный заочный политехнический институт. Цель поступления очевидна — получение высшего образования малой кровью. В советские времена заочное обучение не без оснований считалось «халявным», поскольку нагрузка на студентов дневной формы обучения была много выше. «Заочники» являлись как правило людьми иногородними, имели трудовой стаж, зачастую были обременены семьями и преподаватели относились к ним с некоторой долей снисходительности. Между тем, дипломы заочного и очного обучения ничем не различались и диплом, полученный после окончания дневного отделения, никаких привилегий своему обладателю не давал. Для Александра Колеватова обучение в ВЗПИ являлось настоящим подарком — он продолжал спокойно работать в московском «почтовом ящике», пользовался оплачиваемыми отпусками на сессионный период и, не особенно обременяя себя учёбой, мог дожидаться той поры, когда ему доведётся стать обладателем заветного диплома.
Однако после окончания первого курса Всесоюзного заочного «политеха» в жизни Колеватого произошло нечто странное и нелогичное — Александр вдруг решил поменять институт. И не просто институт, но и форму обучения — вместо заочной перейти на дневное. А стало быть, бросить работу. И поскольку он решил обучаться в Свердловском УПИ, то и место жительства ему тоже пришлось поменять: отказавшись от Москвы, вернуться в Свердловск. Решение это следует признать совершенно необъяснимым и со всех точек зрения проигрышным. Наивно думать, что молодые люди в середине 50-х годов прошлого века были лишены прагматизма и понимания здравого смысла. Но тем страннее его переезд из Москвы в Свердловск. Ибо этот переезд, не решая проблем, только создавал новые. Колеватов терял работу и, соответственно, перед ним вставала задача замещения выпавших из его личного бюджета денег. Вместо размеренной учёбы в заочном ВУЗе, требовавшей напряжения лишь на период сессий (причём, на это время он по месту работы получал оплачиваемый отпуск!), Колеватову пришлось приспосабливаться к совершенно иному графику, гораздо более напряжённому. Конечно, сделавшись студентов дневного отделения, он получал все те бонусы, что так украшают студенческую жизнь во все времена, но преувеличивать ценность весёлого времяпровождения всё же стоит. И самое главное — Колеватов менял московскую прописку на свердловскую, а по тем временам это была совершенно неравнозначная замена.
Переезд в Свердловск можно было бы объяснить увольнением с работы, дескать, лишившись источника дохода, Александр решил вернуться на родину. Но мы знаем, что порядок событий был обратным — Колеватов
сначала перевёлся из заочного «Политеха» в свердловский, и лишь затем был уволен. Более того,
причиной увольнения как раз явился «уход на учёбу в ВУЗ», т.е. в УПИ, ибо учёба во Всесоюзном заочном «Политехе» работе не мешала.
Очевидно, что учёба в свердловском «политехе» давала Колеватову некие серьёзные преимущества, которые невозможно было получить в ВЗПИ. Что бы это могло быть?
Прежде всего, в свердловском «политехе» имелась военная кафедра, обучение на которой позволяло окончившим институт получить звание офицера запаса. Заочная форма обучения в ВЗПИ не предусматривала такой возможности. Наличие офицерского звания служило гарантией от призыва на действительную военную службу солдатом. Однако для того, чтобы работать в московском институте, Колеватов в этом звании не очень-то нуждался — минсредмашевский НИИ мог обеспечить ему отсрочку от призыва (эта норма не была общепринятой в то время и, кроме того, отсрочку требовалось каждый год продлевать вплоть до наступления 27-летнего возраста). Но необычность жизненной ситуации Колеватова заключалась в том, что призыв на действительную военную службу из Москвы был ему определённо выгоден — за ним сохранялось место в штатном расписании предприятия и по возвращении из армии он восстанавливался уже не как молодой специалист с временной пропиской в Москве, а постоянный работник. С предоставлением жилплощади. Т.е. Александр Колеватов мог превратиться в 100%-ного москвича и при этом благополучно получить инженерный диплом, окончив всесоюзный заочный «политех». Однако этот вариант его определённо не устроил. Можно не сомневаться, что у Александра был жизненный план получше. И этот план определённо предполагал получение звания офицера запаса.
После ареста Берии в органах госбезопасности была проведена большая чистка, большое число работников со стажем было либо отправлено на пенсию, либо переведено на работу в органы милиции, либо вообще лишилось партбилетов и воинских званий. Общее число уволенных достигло, по разным оценкам, 16 тыс. чел., среди них более 40 генералов. На смену им, начиная с 1954 г., стали приходить молодые сотрудники новой формации — не просто молодые, здоровые и преданные делу партии, а уже получившие высшее образование.
Для чекистов предшествующей поры было нормой, когда малокультурный сотрудник безо всякого специального образования долгое время занимался оперативной работой. Со второй половины 50-х общим стало требование наличия высшего образования, которое, кстати, сохранялось вплоть до распада СССР в 1991 г. Предпочтение отдавалось выпускникам технических ВУЗов (гражданских или военных), из гуманитариев к работе в КГБ в основном привлекались юристы. Большим плюсом для кандидатов являлось знание иностранных языков, а также спортивные достижения, прежде всего в силовых видах спорта (борьба, бокс, тяжёлая атлетика) и стрельбе. Логика хрущёвских реформ была понятна: для чего брать в органы неуча и на протяжении нескольких лет пытаться сделать из него грамотного человека, если можно изначально отбирать только грамотных людей?
После окончания военного или гражданского ВУЗа зачисленный в Комитет молодой сотрудник, уже получивший офицерское звание, для получения специальной подготовки направлялся на годичные Высшие курсы подготовки оперативного состава, которые существовали в Ленинграде, Минске, Новосибирске, Свердловске, Ташкенте и Тбилиси (пограничники и разведчики имели имели свои учебные заведения). Высшая Краснознамённая школа КГБ им. Дзержинского в Москве была ориентирована на подготовку кадров Комитета из лиц, отслуживших действительную военную службу и не имевших офицерского звания (в т.ч. прапорщиков).
Московский НИИ, в котором Александр Колеватов работал старшим лаборантом, весь был пронизан сотрудниками КГБ, либо агентурой Комитета. Практика откомандирования штатных сотрудников госбезопасности в государственные учреждения и промышленные предприятия появилась ещё в конце 20-х гг. прошлого века, с окончанием НЭПа. В штатном расписании любой более-менее серьёзной организации имелись должности, предназначенные для замещения либо штатными сотрудниками госбезопасности, либо сотрудниками действующего резерва (для нас сейчас разница между ними не имеет никакого значения). В данном случае весь институт возглавлял полковник госбезопасности с более чем 30-летним стажем, можно сказать, ветеран ЧК. А кроме явных «гэбистов», на важных оборонных предприятиях, в НИИ и учреждениях стратегических отраслей существовали агентурные сети (т.н. «линии»), подобные тем, о которых рассказывалось выше. Только создавались и курировались они не секретно-оперативной частью местного управления ГБ, а контрразведывательным подразделением того же управления (хотя, напомним, что с 18 марта 1954 г. секретно-оперативное и контрразведывательное обеспечение были организационно объединены в общих подразделениях). Можно не сомневаться, что Колеватов был отлично известен кураторам из службы режима предприятия, и притом известен с наилучшей стороны (согласно характеристике).
Колеватов явно хотел делать карьеру в той области, в которой трудился — именно поэтому он поступил во Всесоюзный заочный «политех». Но затем ему поступило более заманчивое предложение — молодые, здоровые, спортивные комсомольцы были так нужны Комитету госбезопасности! Александр Колеватов — отличный спортсмен, турист, член комсомольского бюро подразделения, ведёт стрелковую секцию, имеет третий взрослый разряд по пулевой стрельбе. Ну, разряд, положим, не самый высокий, но в Комитете научат…! Что, так и будем до старости измерять твёрдость ванадиевых сплавов по Роквэллу и Бринелю или, может, есть желание заняться другим, более ответственным делом?- примерно так могли спросить Александра на зондажной беседе в кабинете заместителя директора по режиму. И Колеватов от сделанного предложения не отказался, потому что на его месте не отказался бы никто. Такое предложение было престижным, оно свидетельствовало о полном доверии руководства и сулило феерическую для уральского парня жизненную перспективу.
Но для такой карьеры не годился заочный «политех». Нужна была очная форма обучения — с военной кафедрой и погонами офицера запаса по окончании. Поэтому последовал весьма интересный перевод в Свердловск, в УПИ. Почему интересный? Да потому что в СССР не было принято переводить с заочного обучения на очное (наоборот — запросто, а вот с заочного — устанешь просить, проще было бросить и поступить заново). Почему? — спросит заинтригованный читатель, привыкший к товарно-денежным отношениям последних десятилетий и неспособный понять всех тонкостей администрирования высшей школы давно сгинувшего государства. Тому было две причины: во-первых, уже упомянутая разница в программах заочного и дневного обучения, та самая «халявность» заочников, о которой прекрасно знали преподаватели. А во-вторых, дневное обучение, в отличие от заочного, давало «бронь» от армии, отсрочку от призыва и на человека, желающего осуществить такой переход, все смотрели как на уклониста от призыва. Если в учебную часть института поступало заявление о подобном переводе, то реакция на него была примерно такой: «Ещё один умник хочет убежать от армии! Поступил на заочный, а когда пришло время нести «девятую» форму в военкомат, решил перевестись на дневное отделение! Нет уж, пойдёт служить на общих основаниях!»
Никогда бы Колеватов не перевёлся из Всесоюзного заочного на дневное отделение свердловского «Политеха», если бы кто-то влиятельный и очень скрытый не попросил за него. Но Колеватов перевёлся, значит, убедительная просьба была. В этом переводе есть очень интересный нюанс — он заключается в том, что программы разных институтов несколько различны. И хотя первый курс в любом техническом ВУЗе всегда базовый, призванный компенсировать огрехи школьного обучения, даже его программы в разных технических ВУЗах различаются. Не говоря уж о том, что даже в рамках одинакового курса требования преподавателей могут быть далеко неодинаковы. В общем, перевод из Всесоюзного заочного «политеха» на дневное отделение Свердловского УПИ был делом не то, чтобы запрещённым, но труднореализуемым на практике. Колеватову, однако, перевод удался.
Понятно, почему Александр переводился именно в УПИ. Во-первых, он возвращался в родные края, что облегчало бытовое обустройство, а во-вторых, свердловский «политех» готовил специалистов для работы на атомных объектах Урала и Сибири. Обучаясь в УПИ, Колеватов получал возможность познакомиться со многими своими будущими коллегами в неформальной обстановке, что повышало его ценность как будущего сотрудника контрразведки."
Тема: Версия "Уши КГБ в деле группы Дятлова" (Прочитано 40570 раз)