Как известно, людям было бы гораздо проще понимать друг друга, если бы они сперва договорились о смысле слов. (Если кто забыл, то впервые эту мысль высказал Рене Декарт.) Но до сих пор сплошь и рядом не могут понять друг друга даже говорящие на одном языке.
Что уж говорить о транслингвистических сообщениях, где неточности перевода способны чудовищно исказить смысл сказанного или написанного.
Переводческая байка
Юрий Ковшель, филолог, переводчик, литературоведВ начале 70-х, после смерти диктатора Салазара, СССР начал налаживать контакты с Португалией. Одной из первых ласточек этих контактов стал обмен студентами. Звонит мне филолог Баранов и зовет на прием португальской делегации. Баранов самостоятельно изучал португальский, вот и захотел послушать, как он в оригинале звучит. Сидим в зале, и вдруг Баранов начинает как-то подозрительно хрюкать…
А надо сказать, что нашим не удалось найти переводчика с португальского, поэтому взяли испаниста, который португальский сам выучил, тем более что языки похожие. И сперва все идет гладко. Но потом речь заходит о том, что каждому португальскому студенту будет выдаваться стипендия. И тут переводчик делает ошибку: говорит «vaca» (корова) вместо «beca»(стипендия).
— А каждому студенту мы будем выдавать корову.
Заминка в португальских рядах.
— Зачем?
— Как зачем? На пропитание, проезд, развлечения. Каждому студенту корова будет выдаваться ежемесячно.
— Где ж держать столько коров? — тихо спрашивают португальские гости.
— Как это — где держать? У себя. С собой. Да, у себя в комнате. Преступность и воровство в нашей стране низкие, никто не покусится. Да и коровы у нас вообще-то небольшие, быстро кончаются…
Тут уже все понимают, что творится что-то неладное, и разговор аккуратно переводится в другие степи. А в креслах в зале лежим мы с Барановым и стараемся не сорвать мероприятие неуместными рыданиями.
Не было у славистов занятия любимее, чем расшифровывать наше всё — самый главный памятник русской письменности «Слово о полку Игореве». Дело не только в том, что «Слово» было написано очень давно и язык с тех пор поменялся до неузнаваемости. Дело в том, что: а) оно было написано вообще без пробелов между словами, как тогда было принято; б) оригинал до нас не дошел, а дошел только «испорченный телефон», потому что самая древняя запись памятника, имеющаяся у нас на руках, — это копия XVIII века с копии XVI века. И оба копииста наляпали в своих списках такое количество ошибок, что теперь «Слово» содержит больше темных мест, чем самый заумный каббалистический трактат. И вот свои вариации расшифровок этих мест ежегодно предлагали знаменитые филологи, литературоведы, историки и писатели. Переводов «Слова» насчитывается буквально сотни.
А потом произошло пришествие Олжаса Сулейменова. Этот казахский Чингисхан от филологии устроил славистам такой разгром под Калкой, что они не могут отойти от потрясения до сих пор. В своей книге «Аз и Я» Сулейменов разобрал большинство темных мест «Слова» — легко, непринужденно и отвратительно убедительно.
Будучи тюркологом, специалистом по тюркским языкам, он без каких-либо проблем понял «Слово» лучше любого слависта-русиста. Потому что, оказывается, это произведение написано на страшном русско-славянско-половецко-кипчакском жаргоне, то есть кишмя кишит тюркизмами, которые автор вставлял в текст с той же непринужденностью, с которой сегодняшний менеджер говорит об офшорах, стартапах и прочих краудсорсингах.
Выяснилась масса любопытных вещей.
«Куры города Тьмутаракани», до которых «доскакаше» один из героев, наконец перестали кудахтать. Эти птички, так смущавшие веками переводчиков, оказались обычными стенами: «кура» — у тюрков «стена».
«Дебри Кисани» из темных лесов, окружавших великий русский град Кисань, неизвестно, правда, где находившийся и куда потом девшийся, превратились в «дебир кисан» — «железные оковы».
«Тощие тулы», хоронившие князя, обратились из совсем уж фантасмагоричных «прохудившихся колчанов» в худых вдов, обряжавших князя в последний путь. Ибо у тюрков «тула» — это «вдова».
«Птица горазда», над которой тоже сломали голову многие переводчики, переводя ее как «очень быструю птицу», стала «горазом», то есть по-тюркски — петухом.
И так далее и тому подобное. Смысл всего произведения в результате этих многочисленных изменений оказался кардинально новым, текст — почти неузнаваемым.
Сказать, что слависты обиделись, — значит ничего не сказать. Книгу Сулейменова встретили гробовым молчанием. Ее существование как бы просто проигнорировалось. Но с тех пор ни одного нового перевода «Слова», ни одной серьезной работы о нем больше не выходило. Потому что писать о нем, не принимая во внимание правок Сулейменова, теперь невозможно. А признать их нестерпимо обидно.
https://www.maximonline.ru/longreads/get-smart/_article/lost-in-translation/
Тема: Это - интересно!... (Прочитано 19736 раз)