ГЛАВА 24
ЗАЩИТА КЕЙСИ
«Команда мечты» Хосе имела в своем списке сорок пять свидетелей, главным образом экспертов, оспаривавших наши собственные результаты в части судебной экспертизы. Я изучил отчеты каждого из них, в которых, в соответствии с решением судьи, должно было содержаться все, о чем они будут давать показания. В список защиты не были включены два врача, специализировавшихся на психических заболеваниях, поэтому я не понимал, как защита собиралась обосновывать без них свою версию о растлении. Было непонятно также, как они собираются при отсутствии версии о растлении оправдывать ложь Кейси «всем и каждому» в течение тридцати одного дня. Более того, без врачей-психологов не будет никаких свидетельств об утоплении Кейли, поэтому мы не понимали, как защита собирается убедить присяжных в истинности сделанных во время вступительной речи обвинений.
Мы не думали, что Кейси будет давать показания, хотя такая возможность, пусть и маловероятная, но все же оставалась. Если она будет давать показания, то в них должна будет затронуть как упомянутые выше, так и другие вопросы. Вне зависимости от того, говорит ли она правду или нет, мы знали, что на скамье для свидетелей она будет очень убедительной. С другой стороны, Линда горела желанием допросить ее в ходе перекрестного допроса. Она готовилась к этой возможности целых три года.
Просматривая заранее список свидетелей, мы думали о том, что, возможно, команда Баэза будет строить защиту на фокусировании внимания на характере Кейси, поскольку они могли утверждать об отсутствии серьезных фактов, подтверждающих, что до 16 июня 2008 года Кейли подвергалась насилию или за ней не было ухода. Вместо этого основная часть позиции защиты базировалась на утверждениях о том, что ключевые вещественные доказательства – такие как отпечатки пальцев, образцы ДНК и волокна – обнаружены не были. Я собирался использовать перекрестные допросы большинства свидетелей защиты, чтобы поддержать свою позицию, заключающуюся в том, что отсутствие этих второстепенных улик не играет особой роли. Вряд ли следовало ожидать наличие отпечатков пальцев или образцов ДНК в условиях болота. Отсутствие отпечатка не означало того, что палец никогда не притрагивался к этому месту.
Первым свидетелем, вызванным защитой, был помощник шерифа округа Орандж Джеральдо Блуа. Ему приходилось давать свидетельские показания на этом процессе уже в третий раз, поскольку сами мы вызывали его уже два раза. Он дал показания о тех местах, которые он осматривал, багажнике автомобиля Тони Лаццарро, и о тех местах, которые он не осматривал, главной спальне в доме Энтони. Целью вызова эксперта по осмотру места преступления Блуа заключалась в том, чтобы сделать вывод, что полиция слишком много времени, концентрируя свои усилия на Кейси как на подозреваемой, и это привело к возможности проглядеть других потенциальных подозреваемых.
Затем Баэз вызвал двух высокопрофессиональных экспертов ФБР, чтобы продемонстрировать определенные проблемы с клейкой лентой. Его целью, похоже, было бросить тень на ФБР и предположить, что если такая заслуженная лаборатория не может грамотно обращаться с вещественными доказательствами, то, возможно, все приводимые нами вещественные доказательства следует поставить под вопрос. Первой была Хизер Сойберт, эксперт по ДНК. Она сообщила, что на клейкой ленте были обнаружены следы ДНК, но они принадлежали, как выяснилось, техническому специалисту, который с ними работал. Это было неприятное обстоятельство для ФБР, но оно не имело никакого отношения к делу. Затем была вызвана Лори Готтсманн, судебный эксперт по анализу документов. Она засвидетельствовала тот факт, что не обнаружила на клейкой ленте никаких следов от стикера или остатков от стикера, противореча тем самым показаниям нашего свидетеля Элизабет Фонтейн. Я считал, что эти вопросы не имеют отношения к делу и были подняты защитой только для того, чтобы дискредитировать представленные нами вещественные доказательства.
Для опровержения мнения нашего эксперта в области энтомологии Нила Хэскелла, защита вызвала Тима Хантингтона. Хантингтон был двадцатидевятилетним доктором наук из Небраски, судебным энтомологом, доцентом Университета Конкордиа. Он в свое время учился у Хэскелла. Он напоминал мне Икаболда Крейна, школьного учителя из рассказа Вашингтона Ирвинга «Лагенда о Сонной Лощине», только бывшим на сорок лет моложе его. Он был приятным парнем, высоким, носившим очки с очень толстыми линзами. Еще до судебного процесса доктор Хэскелл, предупредил меня, что можно ожидать несогласия Хантингтона с нашей позицией, но он в своем выступлении будет честен.
Показания Хантингтона были посвящены насекомым, обнаруженным в багажнике Понтиака. Он рассказал о жизненном цикле мух и о том, как они могли попасть в багажник автомобиля. Смысл заключался в том, что если тело Кейли находилось в автомобиле, то там должно было находиться множество мертвых мух, но там их не было.
Хэскелл уже давал показания о том, что в багажнике не было много насекомых вследствие того, что он был опечатан, и они просто не могли туда попасть. Мы расценили данную проблему просто как различия во мнениях двух экспертов, но Баэз начал подталкивать Хантингтона за пределы его компетенции, задав вопрос Хантингтону о его мнении относительно того, было ли похоже пятно в багажнике на пятно от разлагавшегося тела.
Я возражал, основываясь на его недостаточной квалификации. Он сказал, что может сообщить свое мнение, поскольку в юности работал в похоронной конторе. Когда судья Перри сказал, что позволит ему дать показания по этому вопросу, а решение о том, достаточен ли опыт Хантингтона для этого, оставит на усмотрение присяжных, я снова возражал. Я утверждал, что прежние показания Хантингтона не затрагивает той темы, о которой он будет давать показания сейчас. Это будет первое из многих возражений со стороны обвинения относительно показаний свидетелей защиты. Снова и снова Баэз будет подводить своих свидетелей к темам, не упомянутым в их отчетах, а поскольку они не упоминались в отчетах и первоначальных показаниях, наши возражения также делались раз за разом. Эта ситуация раздражала всех, включая присяжных, так как приходилось тратить много времени, прежде чем проблемы с каждым из возражений улаживалась.
Предупреждения, делаемые судьей Перри Баэзу относительно подобных нарушений процедуры, похоже, делались глухому. Эти инциденты испытывали даже терпение судьи Перри, а он был очень терпеливый человек.
Хантингтон описал эксперимент, который он специально провел для дела Энтони. Он взял свиную тушу, поместил ее в багажник автомобиля, и некоторое время она там разлагалась. Он показал присяжным фотографии разлагающейся туши и мух на всех стадиях разложения. Когда он делал свою презентацию, Линда наклонилась и прошептала: «Он не укутывал своих свиней в одеяло». Мы вместе посмеялись, и Линда позволила мне действительно произнести эти слова во время перекрестного допроса.
Итак, когда я вел перекрестный допрос Хантингтона, я сказал: «Ваш процесс не воспроизводит условий, при которых тело Кейли было завернуто. Вы не укутывали своих свиней в одеяло, не правда ли?»
Я сразу же сообщил присяжным, что некто позволил мне сказать эти слова. Я не уверен в том, что защита была столь же весела, как мы, но Хантингтон немного усмехнулся.
Хантингтон первым из свидетелей отстаивал идею о том, что источником запаха в автомобиле был мусор, обнаруженный в багажнике. Он отстаивал свое мнение о происхождении мух вследствие нахождения мусора в багажнике. Во время перекрестного допроса я призвал показать мне, где в мусоре есть еда. Я спросил его, видел ли он вживую вещественные доказательства, связанные с мусором, и он ответил, что нет, он видел их только на фотографии. Сначала я показал фотографию, на которой, по его утверждению, он заметил мусор, от которого могли появиться мухи.
Он указал не контейнер из-под салями «Оскар Майер». «Видите? В этом контейнере находится мясо, и если оно сгниет, то появится запах», - сказал Хантингтон.
Мусор из багажника находился в числе вещественных доказательств. Наши судебные эксперты взяли мусор, высушили его, и разложили каждый предмет по пакетикам. Среди пакетов с вещественными доказательствами я нашел пакет с контейнером из-под салями, передал его мистеру Хантингтону и сказал: «Покажите мне кусок мяса в этой упаковке».
«О, нет, это была бумага», - сказал он. То, что он принял за мясо, на фотографии на самом деле была бумага. Это был первый шаг по развенчиванию мусора как причины запаха в багажнике.
Доктор Вернер Шпитц являлся судебным антропологом в возрасте за восемьдесят лет. В восьмидесятые и начале девяностых годов он был один из лидеров в своей области. За последний десяток лет или около того он участвовал в ряде очень известных дел: одно из них было дело О. Джей. Симпсона, другое – Фила Спектора. Теперь он принял участие и в этом деле. Я чувствовал, что ему необходимо найти способ для поддержания своей репутации в области, на которой он специализировался.
Его показания касались двух вопросов. Во-первых, доктор Шпитц критиковал доктора Г за то, что она не вскрыла череп Кейли во время аутопсии. Она оставила его нетронутым. Это явилось нарушением процедуры аутопсии, продолжал он. Во-вторых, он был единственным свидетелем, высказавшим мнение о том, что череп был взят с места преступления. Он засвидетельствовал, что кто-то мог взять его, принести домой, наложить на него клейкую ленту и возвратить на место преступления.
Когда доктор Шпитц проводил свою аутопсию, он вскрыл череп и обнаружил некие следы, которые, как он утверждал, он смог опознать с виду как разложившийся мозг. По его мнению, эти следы говорили о том, что череп находился на боку, когда разлагался мозг. Я называл это свидетельством «о мозговой пыли».
В ходе перекрестного допроса я начал с критики аутопсии, проведенной доктором Гаравалья, касавшейся утверждения о нарушении процедуры этого процесса – о том, что доктор Г не вскрывала череп. Доктор Шпитц был одним из авторов основного учебника по судебной антропологии. Я принес этот учебник к скамье для свидетелей, положил книгу перед ним и попросил: «Покажите мне, где вы здесь упоминаете о необходимости вскрытия черепа при проведении аутопсии скелетированного тела».
Он перелистал страницы и не нашел никаких ссылок на сделанное им утверждение. Затем я попросил его, известна ли ему какая-либо иная письменная форма, предусматривающая необходимость вскрытия черепа при проведении аутопсии. И он ответил, что нет. Затем я обратился к версии о том, что череп «был забран, а потом возвращен». Я перечислил действия, которые необходимо было произвести, чтобы выполнить то, что он предполагал. Кому-то пришлось бы взять череп и нижнюю челюсть, отнести ее домой, расположить в правильной анатомической позиции, склеить их клейкой лентой вместе и поместить череп в то же самое место, где он находился ранее. Доктор Шпитц заявил, что, хотя это и будет сложно, но сделать это можно.
Я показал ему фотографию, сделанную в помещении для судебно-медицинской экспертизы, на которой волосы окутывали череп. Я спросил его, как волосы могли попасть так точно в свою первоначальную позицию при возвращении черепа на место. Я указал на то, что расположение волос, попавших на череп, противоречит его нахождению на боку.
Доктор Шпитц стал демонстрировать враждебное отношение, когда уже не знал, как отвечать на мои вопросы. Он сказал, что судебно-медицинский эксперт, возможно, инсценировал фотографию. Тогда я показал ему фотографию, сделанную на месте преступления, с прядями волос, расположенными точно таким же образом. Затем он стал утверждать, что полиция, возможно, инсценировала расположение черепа на месте преступления. На мой взгляд, свидетельские показания доктора Шпитца закончились тем, что были полностью дискредитированы.
Уильям Родригес был судебным антропологом, работавшим в Институте Вооруженных Сил по проблемам патологии Министерства обороны США, государственном учреждении в Вашингтоне, округ Колумбия, которое проводит все исследования по патологической анатомии для армии США, таким как останки, найденные во Вьетнаме через двадцать лет после их обнаружения. Я читал его отчет и не обнаружил в нем особых противоречий с выводами наших экспертов, поэтому я решил предварительно его не допрашивать. Утром в субботу он занял место на скамье для свидетелей и зачитал свой послужной список. В нем, помимо прочего, он утверждал, что является соучредителем Антропологического исследовательского центра, известного также как «Ферма Тела», в Университете Теннесси, где у моего свидетеля доктора Васса была своя лаборатория. Это было для меня новостью. Хорошо зная этот исследовательский центр, я был шокирован тем, что ничего о нем там не слышал. Однако в течение нескольких дней после дачи им свидетельских показаний мне звонили люди, занятые в этой области, возмущенные тем, что он назвался соучредителем. Они подтвердили тот факт, что он был аспирантом в «Ферме Тела», но не считался ее соучредителем.
С самого начала доктор Родригес начал говорить о липкости клейкой ленты и других вопросах, которые не содержались в его отчете и могли не входить в сферу его компетентности. Я возражал, и после большого количества пререканий судья заявил о том, что, как выяснилось, обсуждаются новые вопросы, и назначил перерыв для того, чтобы я мог предварительно допросить его. Свидетель должен был прервать свои показания, а присяжные – удалиться. Днем мы закончили его предварительный допрос.
Поскольку я всецело отдался событиям, происходящим в зале суда, я не знал, что у здания суда начал разражаться полный хаос. Накануне вечером люди стали в очередь за билетами, чтобы иметь возможность присутствовать на судебном заседании. Нехватка мест привела к множеству случаев агрессии в очереди. Периодически вспыхивали потасовки, но они быстро затихали. В пять часов утра в пятницу двое мужчин попытались влезть без очереди. Люди, прождавшие всю ночь, не могли стерпеть этого, и началась всеобщая толкотня. Цирк, связанный с этим судебным процессом, официально стал жестоким. К огромному стыду нашего местного сообщества, такое нецивилизованное поведение стало показываться по общенациональному телевидению. Меня всегда раздражала атмосфера, напоминавшая римский Колизей. После этого случая мы изменили правила продажи билетов. Все билеты продавались накануне вечером, никто не мог появиться у здания суда в день заседаний без билета.
В тот вечер, когда я ужинал в кругу своей семьи и друзей, мне срочно позвонила Доктор Г. Ей самой позвонил начальник доктора Родригеса, капитан Института Вооруженных Сил по проблемам патологии в округе Колумбия. Он хотел срочно поговорить со мной. Я с извинениями вышел из-за стола и из холла ресторана Чизкейк Фэктори в Зимнем Парке Флориды я позвонил капитану. Он сообщил мне, что видел по телевидению, что доктор Родригес дает показания в качестве свидетеля, что представляет собой огромную проблему. Как государственный служащий он не уполномочен давать свидетельские показания, и если он продолжит выступать в таком качестве, то будет уволен. Я был удивлен этой информацией, но не хотел никоим образом принимать участие в принятии соответствующего решения начальником доктора Родригеса, хотя теперь и не ждал, что в понедельник он появится в суде, чтобы продолжать давать показания. Все это объясняло, почему в самом начале своих показаний он подчеркнул, что выступает в суде исключительно в частном порядке. «Я хотел бы сообщить суду, что выступаю здесь бесплатно как консультант», - объявил он.
К моему удивлению, доктор Родригес прибыл утром в понедельник в суд, чтобы давать показания. Перед началом его выступления, я поднял перед судьей Перри вопрос о возможности дачи им показаний. После некоторых препирательств, был объявлен перерыв. За этим последовала наша встреча с судьей и представителями защиты в отдельной комнате. Я передал содержание своей беседы с капитаном и сообщил о последствиях выступления в суде доктора Родригеса. Баэз вышел, чтобы переговорить с доктором Родригесом, а когда он вернулся, то выразился в том смысле, что Родригес вроде как все еще желает давать показания. Но вскоре Баэз подошел к нам и сообщил, что доктор Родригес не хочет потерять работу, и защита убирает его из списка своих свидетелей.
День или два спустя Хосе Баэз внес ходатайство, в котором требовал, чтобы обвинения с Кейси были сняты, а меня обвинял в организации истории с лишением Родригеса работы, утверждая, что я контактировал с его работодателем. Он обвинял меня в давлении на свидетеля, он обвинял меня в преступлении. Я был расстроен, а Линда пришла в негодование. Она пошла к представителям защиты и сказала им, что если они действительно считают, что это имело место, им необходимо пожаловаться на меня в коллегию адвокатов Флориды, а если они этого не сделают, то она сама пожалуется туда о них самих.
«Вы не можете говорить подобные вещи, если не можете полностью доказать их», - сказала им она. Линда предупредила их, что это очень серьезное обвинение, и если они выдвинули его, только для того, чтобы создать лишь небольшие проблемы, но не смогут доказать его, то тогда головы полетят с плеч. Через две минуты молодой помощник Чейни Мэсона пришел к нам и сообщил, что защита отзывает свое ходатайство. Закулисные скандалы усиливались. Даже судья Перри, казалось, уже сходил с ума от выходок Баэза.
21 июня защита вызвала Джейн Бок, судебного ботаника, которая изучала место преступления 1 февраля 2009 года. Бок засвидетельствовала, что опавшая листва на месте, где находились останки Кейли, показывала на то, что Кейли могла быть помещена туда даже за две недели до обнаружения ее останков. Я спросил ее, мог ли этот срок быть более длительным, и она ответила положительно. Когда я указал на кость, находившуюся в грязи на глубине четырех дюймов, она предположила, что кость туда могла зарыть какая-нибудь собака. С огромным усилием я подавил смех и продолжал допрос.
Ричард Эйкеленбоом, эксперт по «следам ДНК» из Голландии, был третьим свидетелем защиты, попытавшимся давать показания, выходившие за рамки его отчета. Эйкеленбоом изучал клетки кожи, оставляемые человеком после того, как он притронется к чему-либо, и он собирался высказать свое мнение, должны ли остаться следы ДНК на клейкой ленте, обнаруженной на лице маленькой Кейли.
Изначальный отчет Эйкеленбоома содержал всего одну строку, где сообщалось, что на тот момент у него не было какого-либо мнения относительно обнаружения следов ДНК – сфере, в которой он был экспертом. Мы не брали у него показаний, поскольку своего мнения у него не было, поэтому, когда он в пятницу показался в зале суда, я удивился. И тут же я услышал, что защита его вызвала. Я возражал против того, чтобы он свидетельствовал перед судом прежде, чем я его допрошу. Как и в случае с Родригесом, мы спешно допросили его. Я был готов спорить изо всех сил с тем, о чем он будет свидетельствовать, но уже утомился таким образом работать со свидетелями в середине судебного процесса и решил добиваться санкций против защиты.
Судья Перри согласился со мной, как кажется, по-настоящему раздраженный Баэзом. Он даже вынес особое заключение о том, что Баэз «намеренно» нарушил установленный в суде порядок и правила обращения с вещественными доказательствами и свидетелями вопреки сделанным им предупреждениям. В этот раз судья допустил Эйкеленбоома до дачи показаний, но пошел на экстраординарный шаг, сообщив присяжным о нарушениях, совершенных защитой. Он сообщил присяжным, что они могут принять к сведению намеренные нарушения, допущенные Баэзом, когда будут оценивать надежность этого свидетеля. Судья Перри заявил Баэзу, что после судебного процесса он примет дополнительные санкции относительно него персонально. Что касается этой меры, то судья Перри не наложил дополнительных санкций, о которых шла речь. В конце концов выводы Эйкеленбоома свелись к тому, что следы ДНК «могли быть», а «могли и не быть» оставлены на клейкой ленте, обнаруженной в автомобиле, и я смог устроить ему удачный перекрестный допрос. Тактика устраивания засад, применяемая Баэзом в этом деле, принесла ему мало успеха при наших возможностях перекрестного допроса его свидетелей. Все это в действительности приводило к тому, что мне удавалось провести меньше времени со своей семьей.
Доктор Маркус Бейн Вайс был химиком-аналитиком в Лаборатории Оук-Ридж, работавший вместе с доктором Вассом над вещественными доказательствами, связанными с запахом в багажнике. По моему мнению, защита вызвала доктора Вайса в ожидании того, что он сообщит о невозможности установления количества хлороформа в образцах воздуха, собранных в Понтиаке, что он и сделал. Но он добавил некоторые комментарии по данной проблеме, поднимающие ее на иной уровень. Доктор Вайс имел более широкий опыт в работе с хлороформом в других случаях при проведении различных тестов окружающей среды и сообщил, что никогда не наблюдал столь высокого уровня хлороформа. Он также похвалил знания доктором Вассом химии, хотя и признал, что она не является областью его специализации. Как оказалось, вызов доктора Вайса защитой нанес удар по ней самой.
Кеннет Фёртон, профессор химии Международного университета Флориды, занял скамью для свидетелей, чтобы дать показания о хлороформе и жидкости, обнаруженной на бумажных полотенцах в багажнике Понтиака. Он предстал в суде, чтобы опровергнуть выводы доктора Васса по этим двум вопросам. Доктор Васс отметил, что пять химических веществ, обнаруженных в багажнике, связаны с процессом разложения человеческого тела. Доктор Фёртон согласился с этим, но объяснил, что, по его мнению, те же самые пять веществ могут быть обнаружены в мусоре и домашних отходах. Он также попытался приписать источник запаха мусору в багажнике, возможно каким-то высохшим остаткам сыра. И снова я предъявил ему реальный предмет из этого мусора, и снова он преуспел не больше доктора Хантингтона.
Относительно жидкости, найденной на бумажных полотенцах, доктор Фёртон заявил, что она происходит от молочного жира, сыра или животного жира. Он упомянул сыр «Вельвита» и упаковку от салями как ее возможные источники. Во время моего допроса доктор Фёртон согласился, что жидкость могла произойти и от разлагающегося тела, но утверждал, что она также могла произойти и от других источников.
Тема: Джефф Эштон "Несовершенное правосудие. Судебный процесс над Кейси Энтони" (Прочитано 22601 раз)