а я вспомнила именно этот отрывок, потому что это созвучие почувствовала ))Рада, что вам понравилось!!!!
До завтра я не утерпела, сижу читаю... Ой... Не зря я её люблю, не зря!
Вооот, вот это: "Мы сверзились вниз по корабельной мачте, которую она считала лестницей" - слов нет, одни эмоции...
Добавлено позже:Здесь, в Ассамблее, был пост, прочитав который, захотелось собрать эмоции в кучку. Вот что из этого получилось.
Tatarin, ещё раз спасибо за вдохновение!
Бабушки бывают разные.
У одного моего однокурсника бабушка была деканом нашего же факультета. Помимо всего прочего, у неё было отменное чувство юмора. Когда на новогоднем вечере один из студентов, напившись «до положения риз» и перепутав деканшу с уборщицей, вручил ей открытку со словами «Бабушка, вот тебе открыточка, но только она не подписанная!» - то та среагировала молниеносно: «Ничего, внучек. Завтра придёшь ко мне и подпишешь. Или я тебе подпишу»...
Бабушка соседки Оли была женой дедушки-художника. Дедушка был важный, дородный, знаменитый. Его выставки всегда имели успех. Бабушка была его тенью. Когда она умерла, оказалось что теперь некому вести кучу очень незаметных и очень важных дел. Некому договариваться о рецензиях в прессе, некому выбивать помещения для выставок и организовывать фуршеты, некому напоминать домработнице отдать костюмы в химчистку и закупить, а вернее, достать нужный сорт кофе... Известный художник сразу как-то сдулся и измельчал...
Бабушки большинства моих одноклассниц были вполне «обычны» – жили в деревнях и с радостью вливали в приехавших на каникулы внучек парное молоко.
Я была избалована жизнью – у меня было две бабушки. И двоюродные бабушки были тоже... Но одна – была самой-самой. Всё это через много лет хорошо сформулировал мой племянник Ваня в свои три года: «А у меня три бабушки! Баба Галя, баба Нина и моя!». Наша мама этим «моя» была горда необычайно.
Самая-самая бабушка жила на Украине. Тогда это было именно «на» Украине. В Хмельницкой области есть старый, милый город Каменец-Подольский. Беляев «Старая крепость» - это о нём. Туда, в недавно освобождённый Каменец, в 1945-м приехала Нина Посельская. Дочь железнодорожного машиниста, в семье было «15 человек детей». Муж погиб на фронте. Нужно было жить и поднимать двух детей. Она приехала к сестре. Время было голодное и трудное. По вечерам на улицах часты были выстрелы. Девочка умерла от скарлатины. Остался мальчик – мой отец.
Иногда я думаю – была бы у меня теперь тётя Люба, были бы у неё дети и внуки, был бы целый мир. Но этого мира не случилось – «не судьба».
Бабушка устроилась работать в офицерскую школу - работала в хлеборезке. И до конца жизни поминала добрым словом повара: «хороший был человек. Давал мне хлебные крошки – их много было... » Так и выжили. А потом бабушка вышла замуж за выпускника этой же офицерской школы. Он уезжал на Дальний восток начальником погранзаставы. Она поехала с ним. А в 55-м дед вышел в отставку – решили вернуться в Каменец-Подольский.
Сначала жили в землянке. Строили дом. Однажды бабушку забрали в милицию – продавала платок пуховый на рынке – деньги были нужны на строительство...
Я очень любила деда. Уже во взрослом возрасте узнала что он был вторым мужем бабушки и усыновил моего отца. Зачем было скрывать? Не знаю, но... ей видней. Два года назад, будучи в Киеве, я выкроила один день на Каменец. Ночным поездом туда, ночным обратно. А в промежутке – принести цветы к деду на могилу, навестить соседей – кто ещё жив, постоять у нашего дома. Мне повезло. Наш дом купила сестра соседки. Я смогла там побывать. Но это... был не ТОТ дом. Низкий какой-то, серый, с кучей перепланированных комнат... ТОТ дом был высокий, светлый, с выбеленными белоснежными стенами... Теперь картинка была другой, и она не трогала, не будоражила душу. А потом, уже у калитки, меня и накрыло. Черешня. Огромное черешневое дерево, выросшее из косточки. Дом бабушка с дедом построили в 55-м. Дерево вымахало – не черешня, а пушкинский дуб! Была она не простая, а с секретом. Там были привиты три сорта – жёлтая, красно-бордовая и «краснобокая». С различных частей дерева снимались ягоды разного цвета. Именно из черешни и делала бабушка свой знаменитый компот-закатку. Трёхлитровые банки сначала стояли на полу перевёрнутые, а потом их спускали в погреб. Погреб был огромный. Наверное. Я никогда туда не спускалась. То ли высоты боялась, то ли просто лень было.
По той же причине (свалим всё на высоту!) я не поднималась к небесам, собирая черешневый урожай. Попытка была, да. До третьей ступеньки лестницы. А, глядя на бабушку, казалось – это так просто! Бабушка же скакала по дереву как белка. Сначала по лестнице (высокой!), а потом по веткам. Спускалась вниз с очередным ведром черешни. А ещё на самом верху дерева она вешала «пугалку». Связка пустых консервных банок подвешивалась на черешневой макушке, вниз протягивалась верёвка, и окрестные скворцы улетали восвояси.
Осенью бабушка ездила «на яблоки». Собирались компанией соседок и ехали в колхозы-совхозы. Там – тоже «по веткам», но масштаб был явно поменьше.
Бабушка вообще была быстрой, лёгкой на подъём. «Сбегать на базар», или в лес за грибами, за черникой – легко! Ещё пару лет назад, в свои 90, она «бегала в лес» за черникой...
В бабушкином доме мне с детства запомнился... запах. В отличие от выбеленных комнат, кухня была выкрашена в светло-голубой цвет. В кухне царствовал примус. А заправлялся он... заправлялся он керосином – и вот этот лёгкий, почти неуловимый запах керосина – не запах даже, а какая-то его нотка – это было прелесть что такое! Особенно зимой, с мороза! Набегаешься с ребятнёй, завоюешь пару снежных крепостей – всё как положено! А дома бабушка с оладушками и чаем в зелёных чашках с большими белыми цветами. С тех пор у меня слабость к зелёным чашкам с белыми цветами.
Она... не была особо ласковой. Но она любила меня и заботилась обо мне. Моя сестра на 6 лет младше меня. Но вот что интересно – я всегда знала что меня она любит БОЛЬШЕ. Наверное, такое бывает – когда любовь слишком сильная, она существует только в единичном экземпляре.
А летом любимым развлечением было прицепить прищепкой косу, оставшуюся от луковой связки – и так продефилировать по улице, или собрать в оборку тюлевые накидки с подушек (из них получалась классная взаправдашная невестинская фата!), сделать поезд из раскладушки (получались вполне комфортабельные отдельные купе!).
Во дворе стоял стол – там часто собирались соседи. Играли в лото. Праздники отмечались то в одном, то в другом доме. Как вместе строились в 55-м, так потом и дружили всей улицей. Но самые вкусные торты пекла бабушка, а самый бесподобный холодец – никакого жира, и чтобы вилка не падала! – всегда делала она.
Уже через годы после смерти деда, в начале 90-х, бабушка продала дом и переехала в Россию – к сыну. Дом – это была её жизнь. А деньги эти быстро превратились в фантики в свистопляске того смутного времени...
Я не была там много, слишком много лет.
Был октябрь. Ветер гнал разноцветные листья, срывался дождь, а я всё ходила по моему городу и не могла им надышаться...
«Я знаю, поймёшь ты когда-нибудь сам,
что нет ни печали, ни бед,
пока тебя помнит хоть кто-нибудь там,
где ты появился на свет».
Мне уже много лет. Но... меня помнили.
А на углу улицы всё ещё сохранилась... водонапорная колонка! Та самая, с блестящей шишечкой. Я не знаю, пользуется ли кто-то ей сейчас – у всех в домах водопровод. Здесь, у этой колонки, мы устраивали грандиозные водные битвы с соседской детворой. Победитель завоёвывал высоту, то есть колонку, а побеждённые улепётывали прочь, подгоняемые струями воды.
А потом я позвонила бабушке. Рассказала про поездку. Про то что её соседка-подружка передаёт ей привет. Что я была в нашем доме. Бабушка молчала. Наверное, плакала.
Она пережила деда на 33 года. Этим летом в июле я летала в Россию – на один день. Хоронить бабушку. На большее всё равно работа не отпускала, а не поехать... ну как не поехать, если всё это... было? И черешня, и зелёные чашки, и бабушкина неласковая забота? Бабушка лежала спокойная. Набегалась за жизнь. 93 года, не шутка. А покрывало внизу падало складкой, открывая пустоту. Ей ампутировали ногу. Атеросклероз. Я... знала что операцию она не перенесёт. Она перенесла. И умерла через два дня. За месяц до этого мы с мужем приезжали к родным – в отпуск, на две недели. Уезжая, я почему-то поняла – это был последний раз, когда я видела бабушку живой. Как-то вот это... определялось.
Прости меня, бабушка.
Хотелось всё это повествование закончить как-то по-другому. Но почему-то не получилось.