Современные чёрные старатели на Лозьве.
Мы искали древнее святилище, на существование которого неоднократно намекали трескольцы (“там за Вижаем есть одна пещера...”). Найти такое место без проводника практически невозможно. Но, думали мы, должен же был кто-нибудь из вижайских жителей (не манси) хоть раз случайно набрести на пещеру в тайге; а если набрел, то наверняка рассказал об этом другим не манси. Кто-нибудь да есть, кто бы мог показать нам дорогу.
На берегу сидели два пузатых растатуированных мужика и старуха в панаме.
– Не надо подплывать.
– Хорошо, не будем. А вы не подскажете нам, где здесь пещера?
– Пещера где? Не знаем. Мы знаем, где Шайтан-Яма.
– Шайтан-Яма?
– Она самая. Вы на ней стоите, вон видите круговорот? Мы в нее неугодных сбрасываем, ясно? Советуем плыть дальше.
Совет прозвучал убедительно. Проплыв еще пару километров, мы поровнялись с рыбацкой лодкой. На этот раз наш вопрос не был удостоен даже отрицательного ответа.
– Все не так, – забеспокоился Влад, – плутаем, плутаем, а всё без толку. Может, слышь, Наташ, зачалимся где-нибудь, разведем костер, отдохнем, а заодно и духов задобрим?
– Ага, будем камлать и в бубен шаманский бить. – Это я попытался поддержать шутку.
Но Влад говорил вполне серьезно, он уже помешивал своим рулевым веслом, направляя лодку к берегу. По лицам Султаныча и Наташи было видно, что моя шутка пришлась не к месту. Только Алла слегка улыбнулась, да и то исключительно из желания поддержать своего неостроумного друга.
– Да вы чего, ребята?
– Понимаешь, это же тебе не Москва и не Питер. Это их земля, их мир, тут другие законы действуют... Вот прошлой зимой мы ходили на Маньпупыньёр. Там у них тоже святилище. Как только стали к пещере подбираться, начался буран. Тут лишь бы ноги унести. Повернули, короче, обратно. Как повернули, метель сразу прекратилась. Мы обрадовались, решили еще раз попробовать. Не успели трех шагов пройти – опять метет... Раза четыре мы в тот день пробовали до святилища добраться – и всякий раз вот такая мистика... Это, между прочим, не первый случай. Кто с нами в экспедиции ездит, все рано или поздно о духах задумываются, даже самые прожженные скептики и циники.
Процедура оказалась несложной – развести костер, плеснуть в него спирт и сказать: “Простите нас, духи”. Разумеется, я не верю ни в менквов, ни в старуху Танвар-пекву, ткущую платье из детских жил. Но со своим уставом в чужой монастырь... Мы ведь и вправду здесь на птичьих правах – лучше эти права не качать. И, хотя обряд казался сомнительным, я в свою очередь извинился перед местной нечистью.
Следующий персонаж, с которым нас свело течение Лозьвы, был как две капли похож на своих предшественников: пузатый человек в наколках, задумчиво жующий тростинку, сидя на берегу. Но, как известно, Бог избегает повторов. В ответ на наш вопрос о пещере пузатый человек процедил “ну-ну...” и удалился куда-то в ивняковые заросли. А вернувшись через три минуты, угрюмо сказал: “Прогуляемся... Вас старший видеть желает”. Это двусмысленное приглашение заставило насторожиться даже бывалого Влада: “А вы кто вообще будете?” “Мы-то? Геологи, в общем”.
На поляне, куда нас привел лаконичный “геолог”, мы увидели ни много ни мало настоящее стойбище сибирского хана. Богатые шатры, дымящиеся костры, разостланные оленьи шкуры и прочий хабар. За большим деревянным столом, на котором лежали самодельные карты, сидела банда “Черная кошка”, ровно такая, какой ее изобразили авторы приснопамятного фильма. Даже голос у “старшего” был точь-в-точь, как у Джигарханяна.
– Пещерку, говоришь, ищешь? – Горбатый обратился на “ты” ко всем сразу. – А зачем тебе пещерка?
– Мы изучаем культуру манси, ищем мансийское святилище.
– А чего это вы мансей изучаете? – встрял в разговор Промокашка.
– Да не русских же изучать, – ответил за нас атаман. – Про русских и так все известно. А на Отортене были?
– Да, прошлым летом были, нас там Семеныч приютил, – нашелся Влад.
– Ишь ты, и Семеныча знаешь... Ну ладно. А я вас проведу к вашим мансям. Есть у них такой поселок Лепля, слыхали, может? Вот туда и проведу. Только вы сначала на меня поработаете.
– А в чем работа?
– Пробы у меня отмывать будете. Это работа мужская, по пятнадцать часов в сутки. Леночек своих тут оставите.
– А оборудование?
– Это я всё снабжу, не волнуйся.
– А ружье можно будет с собой взять? – набивал цену Султаныч.
– Это зачем?
– Я егерь, на медведя хожу.
– Медведку ты не трожь. – Горбатый смерил Султаныча недобрым взглядом. – Медведка тоже человек. Ты лучше зайчиков себе постреливай...
Последняя реплика прозвучала как сигнал: притихшие геологи один за другим встали из-за стола; мы повернулись, чтобы уходить. “Они что, Золотую Бабу, что ли, ищут?” – шепнула мне Алла.
– Ладно, телефончик я оставлю. Заинтересуешься работой – позвонишь, – сказал Горбатый, продолжая обращаться к коллективному “ты”. – А пещерку твою я тебе укажу. Она на том берегу, метров триста отсюда.
Мы вышли на берег в сопровождении всей свиты. Выстроившись в ряд, они с любопытством следили за тем, как мы отвязываем катамаран, рассаживаемся по краям и готовимся грести против течения. Казалось бы, триста метров – раз плюнуть. Но – то ли мы ослабели за день, то ли присутствие зрителей давило на психику – мы никак не могли вырулить к противоположному берегу, и течение сносило нас раз за разом. “Да, ё-мое, они же на нас смотрят, мы позоримся, как салаги! – не вытерпел Влад. – А ну все налегли на весла... раз... раз... Яны Пуки, блин...” С берега уже доносились смех и радостное улюлюканье.
По дороге к святилищу мы набрели на огромный выворотень. Под болтавшимися в воздухе корнями упавшего дерева валялись кости жертвенных животных. Наташа бережно складывала кости в полиэтиленовый пакет: по приезде их передадут на экспертизу свердловским палеонтологам. Влад и Султаныч орудовали скребками. Странно говорить о палеонтологии и археологии, собирать какие-то черепки, когда те, за чьими артефактами ты охотишься, еще живы. Пора возвращаться домой. Открывать блокнот и записывать довольно очевидную мысль о том, что все эти раскопки – не воскрешение прошлого, а поторапливание настоящего, и так уже готового целиком превратиться в пересказ или в экспонат, в музейный предмет неизвестного предназначения.