– Шёл 1973 год. К нам в Военно-дипломатическую академию привели лектора. Для общего, так сказать, развития. Курсантам его не представили, вернее, назвали то ли Ивановым, то ли Петровым... Это обычное дело: человек был засекреченным и его окрестили нейтральным псевдонимом. Лектор занимался космонавтами, отвечал за их здоровье, потому и был секретен. Но я его очень хорошо запомнил. Потому что говорил он вещи удивительные, простые и вместе с тем неожиданные.
Этот Петров-Иванов рассказал нам, молодым курсантам, что наше второе сердце – это ноги. Сердце номер один полностью с прокачкой крови не справляется. Поэтому, чтобы прогонять через очистительные системы организма всю кровь, нужно подключать сердце номер два – нагружать большие мышцы ног, а попросту говоря – приседать.
Сколько раз? Не менее 400–500 раз в день. Как именно? Чтобы не давать избыточной нагрузки на колени, надо взяться за что-то, например за шест или за перила, обеими руками на уровне пояса, слегка откинуться, держа руки прямыми, и начать приседать, но не до конца, а сгибая ноги на 90 градусов. Можно за один раз 400 приседаний сделать, можно за несколько подходов, тут главное – выбрать дневную норму.
Понятно, что с первого раза столько не сделать. Начинать можно даже с 3–4 приседаний, как здоровье позволяет, и постепенно довести до нескольких сотен. И тогда у вас будет отличная сердечно-сосудистая система и никаких болезней...
Прошло много-много лет. У меня с возрастом стало закономерно барахлить сердечко, пришёл я в Англии к врачу, и мне сказали: всё очень плохо, нужна операция. Вот тут-то я вспомнил про того секретного лектора и сказал английскому врачу: «Погодите, погодите! Дайте мне три месяца!» Вернулся домой и начал делать по 400 приседаний в день. Не сразу, конечно, на такое число вышел, постепенно. А через три месяца врачи глазам своим не поверили: «У вас всё прекрасно! Никакая операция не нужна!»
Потом, конечно, забываешь про эти приседания, сердечно-сосудистая система подсаживается, и история повторяется: снова госпиталь, снова врачи говорят, что нужна операция, снова я прошу три месяца, и через три месяца меня снова отпускают на год. Разве не поразительно?
Кстати, настоящую фамилию того странного лектора я выяснил только после появления интернета – узнал его, сильно постаревшего, по случайно встреченной на каком-то сайте фотографии. Его зовут Неумывакин Иван Павлович..
. . .
- ... И вот, занимаясь всю жизнь здоровьем, я к 1975 году вдруг понял: медицине не нужен здоровый человек. Больной – да, она им займётся. А со здоровым медицине что делать? Он в ней не нуждается! Пришло понимание природы болезней. Свои идеи в широких кругах я высказывал поначалу осторожно. Но у себя в институте иногда выделывал такие вещи, которые не влезали в нормальные рамки.
Например?
– 1970 год. Ко мне приходит информация, что космонавты, которые полетят в 1971 году, вернутся мёртвыми. А у меня в институте есть все специалисты, кроме реаниматоров. Иду к академику Газенко: «Олег Георгиевич! Мне нужны реаниматоры». – «Иван Павлович, на вас и так работает вся страна, идите и не мешайте мне».
Стоп! Стоп! Стоп! Что значит «ко мне приходит информация, что в следующем году космонавты приземлятся мёртвыми»?
– Попозже отвечу. Сначала историю дослушайте... Итак, мне отказали. На следующий день пишу рапорт министру здравоохранения: мне нужны реаниматоры, ибо в крайнем случае существующими средствами ничего будет сделать нельзя.
Прихожу в свой институт, чтобы доложить о рапорте директору, я же человек военный. А он дал указание: Неумывакина не принимать. Выходит первый заместитель: «Вам чего надо?» Так и так, говорю, написал рапорт. «Оставьте секретарю!» – «Если я оставлю его секретарю, весь институт будет на ушах стоять».
Он напрягся, взял у меня бумагу, взвился: «Вы тут про всемирно известного академика Газенко пишете, что он некомпетентный человек!... » Да, отвечаю, и я снимаю с себя ответственность за свою работу... А моя работа в чём состояла? Надевает космонавт скафандр в Байконуре, и с этого момента вплоть до его приземления я отвечаю за его здоровье.
Мой человек с чемоданчиком едет рядом с космонавтом в автобусе к ракете, идёт рядом к ракете, поднимается в лифте к люку и даёт последние указания и наставления. Затем люк закрывается. И после приземления мой человек первым отрывает ключом люк и спрашивает, всё ли в порядке. И если внутри лыка не вяжут, никто до космонавтов не имеет права дотронуться, пока моя служба не сделает всё, что нужно, и не передаст их в руки официальных медиков...
В общем, замдиректора порвал мой скандальный рапорт. На что я возразил: «А у меня есть копия!» И добился приёма у министра здравоохранения. Тот меня принял и отослал к своему заму – Бурназяну, курирующему космонавтику. И вот смотрит Бурназян на меня очень странно и говорит: «Иван Палыч, вы серьёзный человек. А что мне тут пишете, будто космонавты погибнут!... »
Я тогда делаю ход конём: «Вы Фирьяза Рахимовича Ханцеверова знаете?» Ханцеверов – это генерал-лейтенант КГБ, который занимался экстрасенсорикой и разными ясновидящими. Я к тому моменту вокруг него уже пять лет крутился и, понимая, что у меня состоится серьёзный разговор с замминистра, подстраховался, позвонил генералу накануне: «Фирьяз Рахимович, завтра иду к замминистра, и встретят меня там, скорее всего, негативно. Вы в это время у себя будете? Поддержите меня звонком по телефону!»
Так. Всё чуднее и чуднее. То, что КГБ занимался летающими тарелками, я знаю. Сам держал в руках комитетские документы о наблюдениях НЛО по всей стране. Однако, что они ещё и экстрасенсами увлекались, не в курсе. Знаю только, что сразу после революции гэпэушники и энкавэдэшники очень интересовались всякими тибетами и шамбалами, как и гитлеровцы. Но думал, эта болезнь роста у тайных служб прошла... И что же Ханцеверов?
– За две недели до этого я у него был. И рассказал, что ко мне пришла информация о гибели космонавтов. Генерал, в отличие от всех прочих, меня не послал по известному адресу, а вызвал троих экстрасенсов: «Что скажете о полёте космонавтов в следующем году?» И один ему с ходу: «Космонавты погибнут». Второй сказал, что у него информация с серединки на половинку. А третий заявил: «У меня закрыт канал, я вчера с женой поругался». Этих двух он отпустил, а первого спрашивает: «По медицинской части возникнут проблемы?» Нет, говорит тот, по технической, к медицине претензий не будет.
И вот с этим я пришёл к Бурназяну. Замминистра на меня смотрит и у виска крутит: «Вы вообще нормальный или ненормальный?» Тогда я выкладываю козырь: «Давайте я вас свяжу с генералом Ханцеверовым, поговорите с ним». Полчаса замминистра здравоохранения говорил с генерал-лейтенантом КГБ. И когда положил трубку, челюсть у него была отвисшая, на меня растерянно смотрит: «Неужели это всё правда?» – «Правда, Аветик Игнатьевич, дайте мне реаниматоров, голову даю на отсечение: беда случится и всё на нас повесят!»
В результате мне дали двенадцать реаниматоров – шесть врачей и шесть сестёр. В итоге так и случилось – космонавты погибли, все трое, приземлились без признаков жизни. Не спасла их даже реанимация. И единственная служба, к которой не было претензий, была моя – медицинская. Потому что мы сделали всё и даже больше. В результате мне дали сто тысяч рублей фонда зарплаты на создание собственной реанимационной службы. У меня от них осталось ещё восемнадцать тысяч, на которые я собрал собственное конструкторское бюро.
Но вы так и не ответили на вопрос, откуда за год до случившегося к вам пришла информация, что космонавты погибнут.
– Знаете, я три раза тонул. В год, в четыре года и когда мне было тридцать три с половиной года. Первые два раза в памяти не отложились. На третий – я попал в трубу. Был в клинической смерти. Слышал музыку и понимал, как там приятно. Но всеми копытами упирался и просил: верните меня назад, ведь то, чем я занимаюсь, никто без меня не сделает, это фантастически интересно! И мне пришёл чёткий, внятный ответ: хорошо, вернём, но ты будешь писать книги... И вот с тех пор ко мне начала идти откуда-то информация. Все мои идеи – не мои, они оттуда, сверху.
В моём КБ собрались талантливые радиоэлектронщики, которые мои идеи воплощали в железо. Как это происходило? Ночью засыпаешь с мыслью – утром готова схема. Приносишь её конструкторам, они говорят сначала: «Какой-то бред!» Потом: «В этом что-то есть!» Затем: «Тут копать и копать!» А через месяц готово авторское свидетельство, через три – на столе у меня стоит прибор.
Инженеры удивлялись, как я это придумываю, а я им говорил, что ничего не придумываю, я только кидаю во Вселенную запрос и считываю ответ... У меня 40 авторских свидетельств, и сейчас все они летают.
https://story.ru/istorii-znamenitostej/obstoyatelstva-zhizni/rasstriga/